"Мы живём здесь преспокойно посреди разных военных операций"

Мы уже писали о том, что недавно при поддержке Русского географического общества вышла книга юношеских писем Петра Семёнова-Тян-Шанского. Современные исследователи Михаил Семёнов-Тян-Шанский и Александра Заднепровская обнаружили в Санкт-Петербургском филиале Архива РАН большой корпус неизвестных ранее писем учёного, относящихся к годам его юности и молодости. Одно из этих посланий особенно примечательно. Рассказ от 22 июня (4 июля по новому стилю) 1857 года изобилует интереснейшими подробностями легендарной тянь-шаньской экспедиции. Временами она напоминала военный поход, а самому Петру Петровичу приходилось быть и географом, и дипломатом, и даже воином. Сегодня, спустя ровно 165 лет после написания, мы публикуем это письмо целиком.

Как отмечает Михаил Семёнов-Тян-Шанский, письмо, адресованное сестре Наталье, её мужу Якову Гроту, брату Николаю и его жене Надежде, было написано сразу по возвращении из первого большого путешествия в глубь Восточного Тянь-Шаня, на Заукинский перевал. Впереди был второй выход, который привёл группу уже в район массива Хан-Тенгри. Этот период экспедиции известен по мемуарам, написанным Петром Петровичем на склоне лет, но в них нет многих любопытных деталей, характеризующих степень реальной опасности работы во время межплеменной войны, а также непосредственных бытовых впечатлений.

Орфография и пунктуация авторские.

"22 июня 1857, Санташ, горный проход на оз Иссык-Куль у подошвы Тянь Шаня или Небесного хребта

Милые друзья Nicolas, Natalie, Jacques и Nadine!

Я сижу теперь в юрте дикокаменных, или черных киргиз на реке Каркаре у самой подошвы Небесного хребта или Тянь-Шаня. Мы в гостях у Манапа или Султана племени Богинцев Бурамбая, которого владения простираются от Китайских пределов до половины озера Иссык-Куля. Мы (т.е. я и путешествующий со мной художник Кошаров) живем здесь очень открыто. Каждое утро к нам приезжают манапы дикокаменных Киргизов справляться о нашем здоровьи, приносят нам барана, кумыс и т.д.

Конвой мой состоит из 20 казаков, конечно, превосходно вооруженных, т.е. у каждого ружье, пистолет, штык и шашка и по 60 патронов. Правда, ружья стреляют криво и косо, осекаются из десяти раз пять, а пистолеты еще хуже, но этого никто не знает. У меня же и у Кошарова есть по револьверу, которым не мало удивляются Буруты, так называют дикокаменных Киргизов Китайцы.

Обстоятельства, при которых мы прибыли к Бурамбаю, не мало способствовали расположению его к нам. Вот уже три года, как он ведет усильную войну с Сара Багишем, другим племенем дикокаменных Киргиз, подданными Кокандского Хана. Везде Сара Багиши имеют вверх: в прошлом году разграбили аулы самого Бурамбая, захватив две его юрты и двух его жен (у него четыре жены); нынешнею весною они разбили целый род Богинцев — 600 человек убили, 1200 взяли в плен, захватили весь скот и имущество и выгнали Бурамбая с озера Иссык-Куля, захватив половину его земель. Бурамбай был в последней крайности, ожидая нападения на собственные аулы, и только прибытие русского отряда, т.е. случайное прибытие нас грешных числом 23 человека возвратило ему спокойствие.

Сара Багиши, известившись о нашем прибытии (а азиатские известия всегда растут и преувеличиваются по дороге как снежная лавина), очистили озеро Иссык-Куль и поспешно бежали со своими юртами и стадами за Небесный хребет, это верст за 300 от Бурамбаевых аулов, от которого они уже стояли в 20 верстах. Вероятно, 20 моих конвойных казаков были преувеличены в 200 или 2000, два револьвера — в две пушки и т.д., только результатом было то, что перед нами бежали целое племя, которое может выставить 30 000 всадников, и Иссык-Куль возвращен русской супрематии. Просто невероятно!

Я поспешил однако же воспользоваться таким невероятным случаем и отправился на южный берег Иссык-Куля и оттуда на вершину знаменитого горного прохода Зауки в Небесном Хребте. Это единственная удобная торговая дорога в Малую Бухарию, т.е. в Кашгар и Турпак. Конечно, удобство есть понятие относительное. Я оставил 10 своих казаков у подошвы прохода (4 остались у Бурамбая с нашими верблюдами и вещами) и пошел с пятью казаками и без всяких вьюков, начал подниматься вверх, во-первых горный проход оказался всего в 10400 футов (т.е. три Везувия или три Брокена один на другом или если на Большой Сен-Бернард поставить Везувий), во-вторых, последний подъем от верхнего зеленого озера к вершине был страшно затруднителен.

Два озера на вершине Заукинского прохода были покрыты толстым льдом, в западинах глыбы снега, на окружающих вершинах очень невысоко поднимались над озёрами толстые шапки слежавшегося вечного снега, холодная речка лениво катит свои воды в ледяное озеро. Кругом однако же ковер оригинальных блестящих ярких красок альпийских цветов, впереди целый кряж низких холмов, сверху донизу засыпанных снегом. До этих холмов мы только и могли доехать. Кашгарская дорога шла между ними как будто ровною и гладкою аллеею, и здесь была самая высокая точка прохода.

Пройдя эту аллею и спустившись немного немного, мы бы очутились на истоках Нарына, т.е. Сыр-Дарьи. И всего оставалось только пройти полтора часа до этого места.  Я уже успел определить высоту горного прохода. Но время было далеко за полдень; облака окружили нас со всех сторон и пошел снег. Благоразумие приказывало вернуться. Нужно было опасаться бурана, т.е. метели. Со мною оставалось только 2 казака; остальные отстали с ранеными и усталыми лошадьми внизу. Цель моя была достигнута: высота горного прохода определена, растения собраны, виды сняты, состав пород определен. С южного спуска Небесного хребта в Малую Бухарию я бы ничего не увидел, потому что мы были окружены облаками. До Китая (Малой Бухары, города, окруженного обрывами) только день пути. Ночевать еще две ночи в горах мы не могли, потому что должны были ехать на озеро Иссык-Куль: отряд из 500 Богинцев пошел на Сара Багишей, и так как я предчувствовал, что они будут разбиты, то опасался, что преследующие их в более значительном числе Сара Богиши отрежут нас. К поздней ночи мы вернулись к 10 оставленным нами сзади казакам и ночевали вторую ночь в горах.

На следующий день вышли на самый берег Иссык-Куля, где и ночевали. Вернулись мы на Иссык-Куль вовремя, об отряде Богинцев, о преследовании Сара Багишами еще ни слуху ни духу. Постились мы ужасно все время; сухари да чай и больше ничего. Но на Иссык-Куле попалась нам добыча. Рыбы здесь множество. Как ее ловить, это другой вопрос, но не состоит ли русский гений именно в том, чтобы делать все с необыкновенною диогеновской простотою средств. На рыбную ловлю в мелких заливах и лагунах Иссык-Куля казаки отправились в костюме Адама с шашками в руках и нарубали около 11 пудов рыбы — всё крупных и вкусных сазанов. Сколько могли мы съели, остальных посолили и взяли с собою; нас было 21 человек с киргизскими вожаками.

С южного берега Иссык-Куля мы перешли на северный. Здесь нам погода не благоприятствовала и рыбного лову не было. Над северною стороною Иссык-Куля как стена возвышается южная цепь Кунгей Алатау. Я поднялся на два её горных прохода и измерил высоты их, один оказался в 9200 футов, другой в 8000 футов. После того благополучно возвратились на Каркару в аул Бурамбая. Кошаров снял видов 25 озера Иссык-Куля и Небесного Хребта. Все это вы увидите по моему возвращению.

Вернулись мы вовремя. Вчера целый день возвращались по одиночке остатки разбитого, как я предчувствовал, Богинского отряда. Они попали в западню, были окружены с трех сторон Сара Багишами и потеряли много людей убитыми и пленниками.

Мы живем здесь преспокойно посреди разных военных операций. На западе на Иссык-Куле происходят частые битвы Богинцев с Сара Багишами, на востоке русский отряд окружили Китайцы и взяли бы его совсем, если бы не выручил Пристав Богинской орды, на юге за Небесным хребтом Малая Бухария вооружилась против Китайцев и мятежники взяли четыре города: Кашгар, Еркан, Ум Турпак и, кажется, Хатан. Китайский отряд в 2000 человек прошел через Небесный хребет туда для подавления бунта.

Дня четыре я решился отдыхать от усталости своего 11-дневного похода на Иссык-Куль и Зауку. Мы здесь откармливаемся за наш пост во время походов. Кухня у нас полуазиатская, полуевропейская. Суп из баранины с рассолом и парижскою фасолью (из мною привезенных консервов) составляет основание нашего обеда. Второе кушанье или бараньи котлеты с зеленым горошком, или киргизский плов из риса с изюмом на бараньем сале, или шашлык – жареные, нанизанные на палочке куски баранины, или едхингай род творогу из сливок. Пьем мы чай, кумыс, айран (род простокваши).

Климат на Каракоре холодный. При высоте 6000 футов каждую ночь почти бывает иней. Послезавтра я собираюсь в вершину Кара, а потом на Текес, все это в долинах Небесного хребта или Тянь-Шаня, который в верховьях Текеса и Каркоры кажется выше Кавказского хребта. В юрте моей мы живем с комфортом: чисто, опрятно, просторно и даже красиво, лучше моих последних резиденций в провинции, так что я предпочитаю хорошую юрту своему разваливающемуся дому в Петровке на летнее время.

Моя зрительная труба представляет предмет наслаждения для сыновей Бурамбая. Один из них, Эмирзак, и теперь сидит у меня в юрте и смотрит в трубу. Все потомство Бурамбая меня очень полюбило, потому что я одарил всех его детей, внуков, боатьев и родственников очень щедро. У меня было закуплено подарков для Киргизов рублей на 300 серебром. Дочери Бурамбая носят все очень оригинальные имена, одну зовут Изюм, другую Абрикос (Урюк), третью Яблоко (Алма) и т.д.

За совершенный поход мы поплатились только двумя лошадьми: одна переломила себе спинной хребет, другая разбилась вдребезги при падении со скалы, да мы с Кошаровым слегка поранили себе ноги, а впрочем здоровы и веселы. При случае опять буду писать к вам. Будьте здоровы и веселы. Я надеюсь вернуться в укрепление Верное в первых числах августа.

Всею душою Ваш брат П. Семенов".