На стыке двух наук: кто такие геоморфологи и чем они занимаются

Географию можно смело назвать одной из древнейших наук на Земле. Её корни уходят в самые потаённые глубины человеческой цивилизации. Первые географы появились в ту пору, когда наши далёкие предки находили, запоминали и наносили на примитивные карты-рисунки места, богатые дичью и ягодами, удобные стоянки или волоки, залежи кремня для первых орудий труда. Эти сведения передавались из поколения в поколение, формируя гигантское древо познания, столетия спустя ставшее географией. Сейчас от могучего ствола географии отходят десятки ветвей более молодых наук. Они пронизывают и охватывают все сферы деятельности человека. Сколько профессий у современного географа? Чем занимаются в наше время учёные различных географических специальностей? Ответ на эти вопросы сможет дать не каждый. Начинать "экскурсию по географии", как нам видится, следует с "базиса", с того, на чём стоят все окружающие нас объекты. Русское географическое общество попросило заведующего кафедрой геоморфологии и палеогеографии географического факультета МГУ, профессора Андрея Бредихина рассказать о науках, которые изучают основу ландшафтной оболочки планеты — рельеф.

— Андрей Владимирович, какое место геоморфология и палеогеография занимают в системе географических наук? Если рельеф в природе — основа всего сущего, можно ли науку о рельефе и его истории назвать базисом географии?

— На важную роль геоморфологии и палеогеографии в системе географических наук во многом указывает само место, которое они занимают в учебном плане для студентов географического факультета МГУ. И вовсе не случайно лекции по геоморфологии читаются сразу на первом курсе вместе с геологией. Известно, что рельеф — основа ландшафта. И не просто основа, главная его функция в ландшафте — перераспределение энергии и влаги. Поверхность Земли получает определённое их количество в зависимости от экспозиции, положительных и отрицательных форм рельефа, крутизны склонов. Эти факторы определяют "жизнь" всего ландшафта, всех его компонентов: растительности, животного мира, педосферы — почвенного покрова. Это влияет на перераспределение поверхностного стока, "жизнь" речных систем зависит от форм водосбора, направления стока, а значит — от рельефа. Всю гидросеть современного ландшафта определяют осадки и рельеф. Поэтому место геоморфологии в системе географических наук действительно базисное. Можно ли назвать геоморфологию базисом географии? Да, поскольку рельеф — базис ландшафта, а ландшафтная оболочка и есть то, что изучает география.

Здесь очень важно вспомнить и о палеогеографии. Эта наука заняла своё место в названии нашей кафедры сравнительно недавно — около 20 лет назад, что не было случайностью. Любой геоморфолог всегда был палеогеографом. Рассмотрение развития рельефа невозможно без анализа истории становления всей географической оболочки. Палеогеография — наука, восстанавливающая не только древний рельеф, но и всю географическую среду прошлых эпох. Сейчас на кафедре работают очень известные палеогеографы, решающие крупные научные проблемы палеогеографии, например Каспийского региона. Напомню, что раньше в МГУ существовала кафедра общей физической географии и палеогеографии, которую возглавлял один из основателей советской геоморфологической школы — Константин Константинович Марков. Теперь его ученики являются важной составляющей нашего дружного коллектива. 

— Какие основные научные дисциплины изучают студенты в процессе обучения на вашей кафедре? Что нужно знать и уметь настоящему геоморфологу и палеогеографу?

— Может быть, стоит начать с палеогеографии. Это должен быть "абсолютно широкий и глубокий" учёный, знаток тесных связей внутри географической оболочки, ведь палеогеография изучает всю среду минувших эпох — палеоклимат, растительность, конечно же, рельеф. Если говорить о геоморфологии, то стоит вспомнить, что во многих странах она занимает положение даже не в географии, а в геологии. Её истоки — в четвертичной геологии, палеонтологии, ведь многие останки и артефакты используются как определители возраста рыхлых отложений и рельефа.

В последние два-три года мы создали новый курс, изучающий морфолитогенез — сложный процесс одновременного образования экзогенных форм рельефа и рыхлых отложений. Всё это во многом роднит геоморфологию и геологию. Кстати, другие кафедры географического факультета — физической географии и ландшафтоведения, криолитологии и гляциологии включили в свой учебный план этот курс, который читает коллектив геоморфологов. Им не хватает знаний о том самом "базисе ландшафта", который очень многое определяет в распределении отдельных природных компонентов.

— А где шлифуют эти знания? В какие экспедиции ездят студенты кафедры, где проходят учебные практики? Какие, на ваш взгляд, самые интересные места удаётся посетить будущим геоморфологам и палеогеографам?

— География экспедиций — вопрос эволюционный. Он во многом связан с экономическими возможностями кафедры, факультета, страны. Экспедиция — это средства, транспорт, и мы зависим от "внешних" экономических условий. Но кафедре всегда удавалось поддерживать высокий уровень "географии" экспедиций — возможности поехать в геоморфологически разнообразные регионы Земли.

Недавно у нас была целая серия больших экспедиций совместно с Русским географическим обществом — на Курильские острова. Мы работали вместе с физико-географами и ландшафтоведами, специалистами по подводным ландшафтам, геохимиками, картографами. Нас там интересовали вулканизм, берега островов Матуа, Кунашира. Тут же рядом — Камчатка. И туда два года подряд ездят наши студенты. Якутия, Забайкалье, Север… Недавно у нас прошёл большой грант по Арктике, мы с помощью РГО закончили Большой и школьный атласы Арктики. Арктическое побережье целиком, начиная от границы с Норвегией и кончая Чукоткой. Хорошо освоен Уральский регион. Одной из базовых модельных территорий является Каспийский регион, поскольку колебания уровня Каспийского моря во многом определяют динамику геоморфологических процессов на берегах. Причём берегами Каспия мы занимаемся не только на территории России. Несколько сотрудников нашей кафедры преподают в филиале МГУ в Астане, территория Казахстана в пределах Каспия нас тоже интересует, и мы вместе с казахскими коллегами там работаем. Недавно написана неплохая кандидатская диссертация с иранским студентом по южному побережью Каспийского моря.

Также интересные работы мы ведём в устье Кубани. Кумо-Манычская впадина Предкавказского прогиба, а в прошлом — пролив, соединяющий Чёрное море и Каспий, тоже является одной из площадей для практик студентов. Это бурение, наземные геоморфологические исследования. Практика второго курса у нас проводится в Хибинах. Весь Кольский полуостров и Северная Карелия вокруг Хибинского массива — наша территория. Только сегодня мы слушали защиту диссертации по сейсмическим явлениям на Кольском полуострове, их изучение геоморфологическими методами. Что касается Центральной России, то тут — спасибо Русскому географическому обществу. Мы выиграли грант по Большой Москве, где будем представлять материалы по геоморфологическим ресурсам и опасностям. Ещё один важный новый регион — побережье Чёрного моря. Минувшей зимой вернулись из большой научно-студенческой экспедиции в Абхазию. Там работали 40 геоморфологов разных возрастов — два профессора, несколько доцентов, около 30 студентов. Работали по берегам от границы с Россией до Сухума.

А ключевой остаётся общегеографическая практика на родном для всего факультета полигоне в Сатино, в Калужской области. На этом материале построено всё начальное географическое образование, в том числе и на нашей кафедре. И если вернуться к первому вопросу о базисном положении в географии, то абсолютно неслучайно одной из первых практик в Сатино идёт геоморфологическая. И на этот "геоморфологический скелет" нанизываются все остальные "географические одежды" — почвенная, ботаническая практики, микроклимат, зависящий от рельефа, и венчает всё изучение ландшафтов и современная социально-экономическая географическая региональная обстановка.

Практика после второго курса — комплексная. Известно, что геоморфология — наука не только сухопутная. Есть же и морская геоморфология, геоморфология берегов и дна Мирового океана. Две недели мы проводим на Белом море с очень разнообразной программой по морской геоморфологии. Затем — настоящая "горная" практика в Хибинах с ледниковым рельефом, тектоникой, опасными процессами на склонах и, конечно же, очень сложным геологическим строением этого крупного интрузивного массива, да ещё и с целым "букетом" вопросов горного природопользования. Третий курс — практики по всей стране, о которых я рассказал в самом начале. Там собирается материал для бакалаврской работы и защиты по собственным материалам.

К сожалению, сейчас, по естественным причинам, штатные возможности кафедры сократились. В последние годы ушли многие наши корифеи — Георгий Иванович Рычагов, Юрий Гаврилович Симонов, Евгений Иванович Игнатов, Олег Анатольевич Борсук, Владимир Иванович Мысливец и другие. Всё это, конечно, сказывается. Коллектив из 40 человек сократился примерно вдвое, и вся нагрузка учебного плана и практик легла на плечи более молодых сотрудников в возрасте от 30 до 50 лет. Приходится непросто, но мы стараемся сохранить качество образования и широкую географию наших практик.

— Есть ли у геоморфолога и палеогеографа какие-то собственные, особенные инструменты и методы? Чем приходится чаще всего пользоваться в полевой работе и камеральных исследованиях?

— Есть традиционные методы: геоморфологическое картографирование, изучение рыхлых отложений, геологические наблюдения. Но мы не стоим на месте и вкладываем имеющиеся средства в совершенствование технических возможностей кафедры, которые позволяют "подняться ввысь и заглянуть вглубь". Около пяти лет назад мы начали использовать в работе дроны. Сейчас уже любые полевые исследования немыслимы без низковысотных цифровых моделей, которые создаются при помощи беспилотников. В рамках грантового проекта мы проводили в Арктике оценку антропогенной трансформации рельефа — как он изменился за последние сто лет из-за добычи полезных ископаемых, инженерных работ. С помощью беспилотных летательных аппаратов нам удалось подсчитать объёмы переработанного грунта и видоизменённого рельефа по ключевым участкам, а потом дать оценки на более широких площадях.

Ещё мы добавили в арсенал полевых методов своеобразную "малую геофизику" — просвечивание верхних слоёв литосферы (до 10–20 метров) георадаром. Этот прибор мы также используем в совместных работах с археологами. Произошёл некий "новый поворот" в геоморфологии, вызванный тем, что рельеф изменяется достаточно быстро, а археологи не могут понять, на каких формах рельефа возникали и как эволюционировали древние поселения, где искать артефакты прошлого. Часто верхние слои рыхлых отложений скрывают древние постройки. Такие работы мы вели с Русским географическим обществом в рамках многолетних исследований в Туве на озере Тере-Холь. Сейчас аналогичные работы ведутся на стоянках древнего человека на Алтае и в средней полосе России.

Георадар используется и в фундаментальных геоморфологических работах. Мы возили прибор на Алтай, чтобы разобраться с гигантской древней рябью, возникшей в результате спуска приледниковых озёр. И он нам здорово помог с этой большой алтайской загадкой. Были вскрыты верхние горизонты рыхлых отложений, показывающие особое строение накопленных толщ.

— Кем может стать студент-геоморфолог по окончании Московского государственного университета? В каких отраслях, сферах человеческой деятельности ему удастся применить свои знания и умения?

— Геоморфологи всегда шли работать в основном в геологические, геолого-инженерные организации, которые занимались строительством и мониторингом опасных геоморфологических процессов на сооружениях, трубопроводах, других линейных объектах — железных и автомобильных дорогах, занимались проблемами защиты берегов, портов, набережных. Не секрет, что сейчас специалистов по береговой геоморфологии практически никто не готовит, а берега осваиваются везде! В Арктике, к примеру, вся жизнь идёт на берегах. Важна защита берегов Калининградской области, Дальнего Востока, Чёрного моря. Так, в Сочи из-за непродуманного строительства разрушена набережная, хотя с момента подготовки к Олимпиаде прошло не так много времени. При любом строительстве на побережье необходимо учитывать особенности развития береговой зоны. На нашей кафедре работают несколько прекрасных специалистов по береговой геоморфологии.

Стоит отметить, что рынок труда, как и общий прогресс, не стоит на месте. Появляются новые вызовы. Кроме традиционных направлений работы растёт, к примеру, роль городской геоморфологии. Строительство и освоение городского ландшафта сопровождают многие проблемы и опасности. Например, карст — растворение водой известняков, доломитов. На нашей кафедре возникло новое направление, изучающее "субрельеф" — не поверхностные формы, а подземные. И не только естественные — пещеры и полости, но и искусственные — созданные человеком. В Москве это колоссальные территории, которые находятся в очень тяжёлом состоянии. Этот рельеф начал формироваться ещё в XIX веке. Это система подземных туннелей канализации города. Позднее его усложнило метро, кабели и многое другое. Сейчас на кафедре готовится диссертация, затрагивающая тему подземного рельефа Москвы и проблем, которые с ним связаны. И такие проблемы существуют во всех крупных городах при строительстве крупных торговых центров, подземных парковок и других объектов. Эта жизненная тема для любых мегаполисов планеты. И здесь геоморфологи — не последние люди.

Когда-то считалось, что между рельефом и туризмом, рекреацией не существует никакой связи. Но теперь мировая практика показывает, что рельеф тоже продаётся. Продаётся в качестве туристического ресурса. Когда вы создаёте природный парк, появляется потребность в научной информации, которой вы будете заинтересовывать туристов. Нужна реклама, плакаты, брошюры, которые рассказывают в том числе о строении и истории развития рельефа. Для этого нужны специалисты. А на 80% все мировые геопарки — геоморфологические. Недавно мы работали в Кисловодске, где был организован геопарк. Кроме источников минеральной воды там есть замечательные геоморфологические памятники. Однажды нас попросили найти следы динозавров. К тому времени один из них уже был найден в меловых осадках, выходящих на поверхность. И наш специалист Сергей Владимирович Харченко нашёл ещё несколько отпечатков, что резко повысило популярность парка.

— Какие самые важные исследования были проведены сотрудниками кафедры за долгие годы её существования, какие значимые открытия сделаны?

— Если оценивать за долгие годы, то прежде всего это большая работа по геоморфологическим методам поиска полезных ископаемых. Эта большая группа объединяет разные методы. К примеру, поиск нефтяных ловушек в аридных и семиаридных районах, где хорошо видны соляные купола в рельефе. К таким куполам привязаны залежи нефти в Прикаспии. И если вы геоморфолог, вы способны оконтурить эти площади. Долговременные каспийские исследования привели к понимаю эволюции всего Каспийского региона и позволили сделать прогноз изменения уровня Каспия, который, кстати, оправдывается.

Второе — масштабные работы по поискам россыпей в долинах рек — золота, касситерита (олово) и другого сырья. Геоморфолог — главный специалист по формированию речных долин. Если вы понимаете, как работает река и создаётся аллювий (рыхлые осадки, содержащие полезный компонент), вы россыпной король! Вы понимаете, где искать.

Третье, не менее важное, — геоморфология берегов. Около пяти лет назад к нам обращалась администрация Калининградской области. Им требовалась помощь, поскольку берега региона активно размываются, уплывают пляжи, негде развивать туризм. Это большая проблема, характерная и для Черноморского побережья, и Каспия. И она геоморфологическая.

Ещё одна проблема — изучение потенциальных опасностей. В горах это лавины, оползни, обвалы. На равнинах их тоже хватает, особенно привязанных к линейным объектам — к железным дорогам, автотрассам, трубам. А Россия и труба — вещи неразрывные. Этим занимается инженерная геоморфология.

В последние годы большим прорывом стала социальная геоморфология, занимающаяся потребностями человека. Она связана с рекреационными ресурсами, туризмом, вопросами развития особо охраняемых природных территорий.

— Что, на ваш взгляд, самое важное и интересное в профессии геоморфолога?

— Как говорил заведовавший в своё время нашей кафедрой Лев Георгиевич Никифоров, главное, вообще самое главное — это геоморфология. Конечно, это в некотором роде преувеличение. Но, немного заглядывая в будущее и оглядываясь в прошлое — а мне уже 187 лет, поскольку 20 из них я работал заместителем декана по учебной работе, где год за три идёт, — я понимаю, что дело обстоит именно так. Для людей, ставших геоморфологами, живущих как геоморфологи, это так. Куда бы ты ни пошёл, двигаясь по неровностям, ты всё время в голове объясняешь себе, где ты идёшь. И как всё это, что вокруг тебя, получилось. Ощущение рельефа сопровождает тебя всюду. Геоморфология у тебя в крови.

А второе, как мне представляется, — это общение с людьми. Геоморфолог — человек полевой. Он не может жить без экспедиций. А в экспедициях тебя всегда окружают люди. Один, как исследователь, ты мало что из себя представляешь. Геоморфологические исследования — коллективный труд, это работа в команде, которая стремится к общей цели. И это даёт возможность понимать людей и становиться мудрее.

Александр Жирнов