А. Н. Формозов. Логово лисицы. Фото: Государственный Дарвиновский музей (Москва)
Естественно-научный Государственный Дарвиновский музей, посвященный теории эволюции, вроде бы далек от художественных галерей. Тем не менее значительную часть его экспозиции занимают картины. Первые из них писали еще по заказу основателя музея, другие добавились в коллекцию позже. Кто создавал эти работы и почему они остаются актуальными до сих пор, рассказала посетителям Фестиваля РГО в своей лекции Антонина Нефедова, старший научный сотрудник музея.
Как ни удивительно, рукотворное изображение животного мира и по сей день может дать фору фотографии. Дело в том, что последние зачастую дают искажения — в кадре могут появиться рефлексы, цветовые аберрации, «перекосы» в оттенках. Кроме того, рисунок позволяет передать больше деталей, что также имеет значение, когда речь идет о науке. А художественная ценность делает эти работы еще более значимыми.
— Основатель Дарвиновского музея Александр Котс с самого начала решил, что в основу экспозиции, наряду с чучелами животных, должны войти произведения искусства, — объясняет Антонина Нефедова. — Он хотел, чтобы эволюционный процесс и разнообразие природы вызывали восхищение у посетителей, и был убежден, что без духовной составляющей это невозможно.
Василий Ватагин
(1883–1969)
Этого человека можно с полным правом назвать основоположником отечественной анималистической школы. Он не только оставил после себя картины, рисунки, иллюстрации, но и воспитал множество учеников, продолживших его дело.
— С Александром Котсом Василий Ватагин познакомился в студии художника-акварелиста Николая Мартынова, которую они оба посещали, — делится деталями биографии художника Антонина Нефедова. — Позже оба они окончили Московский университет. Ватагин по образованию был профессиональным зоологом. В то время биологи были обязаны суметь точно зарисовать внешний вид и анатомию животных — то, что сейчас мы зачастую фиксируем с помощью фотоаппарата. Именно поэтому в программу их образования обязательно входило обучение рисованию.
Привычку рисовать живую натуру в Зоологическом саду Ватагин приобрел, еще занимаясь в студии Мартынова. Именно тогда он придумал особый прием, позволявший быстро фиксировать позы непоседливых «моделей». Художник сходу делал на листе несколько зарисовок животного в разных позах и по мере того, как оно двигалось, переходил к работе над соответствующим наброском. В результате на одном листе появлялось сразу несколько изображений зверя или птицы в разных ракурсах.
Обучаясь на втором курсе естественного факультета МГУ, Василий Ватагин начал посещать вечерние курсы рисования в художественной школе Константина Юона. Если Мартынов требовал от ученика прежде всего точности в изображении деталей и передаче оттенков, Юон познакомил его с тем, какую роль играют в рисунке светотени и композиция.
В. А. Ватагин. Цапли, султанки и другие птицы. 1910. Бумага, карандаш, акварель. Фото: Государственный Дарвиновский музей (Москва)
— Профессор Михаил Мензбир, отметивший талант Ватагина в области анималистики, поручил ему сделать пастелью серию рисунков кречетов, — рассказывает Антонина Нефедова. — Позже в Берлине с этих работ были сделаны хромолитографии, а художник получил свой первый заработок — за каждый рисунок ему заплатили 15 золотых рублей. Довольный своими работами, он решил показать их Юону и был весьма обескуражен реакцией наставника, который отреагировал единственной фразой: «А где же искусство?»
Позже сам Ватагин писал, как в этот момент осознал: «Не всякое (хотя и правильное, и точное) изображение животного может быть произведением искусства. Надо искать это искусство. Как? И где? Ведь я, кроме зоологических иллюстраций, других изображений животных не видел и не представлял себе». Так профессиональное развитие художника пошло на новый виток.
Дипломную работу Ватагин писал под руководством Мензбира — он решил сделать изображения животных разных зон и областей для географического атласа.
— Это было весьма смелое предприятие по тем временам, — отмечает Антонина Нефедова. — Ведь изображать требовалось не только животных, но и ландшафты соответствующих зон, чтобы показать связь между особенностями ареалов и их обитателей. С работой Ватагин успешно справился — атлас опубликовали, его хорошо покупали, а оригиналы приобрел для экспозиции Дарвиновского музея Александр Котс.
Между тем художник не сидел на месте. Он отправился в путешествие по Индии, принял участие в одной из первых экспедиций, посвященных поискам Северного морского пути. Поэтому дышат жизнью и его иллюстрации к книге «Маугли», и картины арктических пустынь, которые художник делал по заказу Котса — тот попросил подготовить серию работ, изображающих типичных обитателей различных климатических зон России. Поэтому цепляют за живое акварели и гуаши, которые Ватагин делал для атласа животных, позднее изданного профессором Сергеем Огневым. И у тех, кто видел эти рисунки, уже не возникнет вопрос «Где искусство?».
Алексей Комаров
(1879–1977)
Этого анималиста также можно назвать одним из первых в России. В отличие от Ватагина, который уделял внимание и графике, и скульптуре, Комаров отдавал предпочтение живописи. Кроме того, если Ватагин любил изображать экзотических животных — слонов, обезьян, особенно человекообразных, — Комаров стремился отражать в своих работах отечественную природу и животных.
— Этот художник тяготеет к некоторой романтизации образов, — замечает Антонина Нефедова. — Уже самые первые работы, сделанные им по заказу Котса, демонстрируют спектр его интересов: он любил охоту, разбирался в охотничьих собаках и лошадях, видел зверя глазами охотника. Уделял он значительное внимание и пейзажу, был склонен изображать острые моменты, опасные ситуации. Как-то Котс заказал ему серию медведей, среди которых должен был быть и полярный. Комаров предложил ему эскиз, где был нарисован потерпевший крушение самолет и раненый летчик, отстреливающийся от белого медведя. Раненого летчика Котс в итоге попросил убрать, но самолет Комаров на заднем плане все же оставил.
А. Н. Комаров. Летчик и белый медведь. Фото: Государственный Дарвиновский музей (Москва)
Один из залов музея его основатель решил посвятить географической изменчивости лисиц. Для него подготовили чучела этих животных, а стены украсила серия работ Комарова. На каждой красуется охотник той или иной национальности в традиционном костюме на фоне типичного для региона пейзажа, а в руках у него трофей — добытая лиса. Картины явственно демонстрируют, как меняется облик животного — от крупной северной рыжей лисы до маленькой сероватой кавказской.
Другой аналогичный заказ касался фазанов — Комаров так же написал ряд картин, в которых проиллюстрировал различные антропологические типы, особенности национальной одежды, характерные пейзажи и изменчивость самих фазанов в зависимости от ареала.
Александр Формозов
(1899–1973)
Этот выдающийся биолог стал также одним из основоположников экологического направления в нашей стране. Кроме того, он был одаренным художником с хорошей школой, весьма наблюдательным и дотошным. Написанные им акварели и гуаши, хранящиеся в Дарвиновском музее, время практически не тронуло.
— Формозов был человеком сильного характера, — размышляет Антонина Нефедова. — Ему довелось немало пережить — он участвовал в Гражданской войне, заболел тифом и с трудом выжил. После добрался до Москвы и поступил в университет. Жить ему было негде, он пришел к Котсу в Дарвиновский музей и первые два года буквально жил в музее, подрабатывал там и, в частности, рисовал под руководством Василия Ватагина.
Александр Формозов был наблюдателем. Он любил приходить в один и тот же лес, зарисовывая одно и то же дерево или логово в разные сезоны с разными обитателями. В своих работах художник уделял большое внимание деталям, поэтому их чрезвычайно интересно разглядывать. Далеко не каждый с первого взгляда сумеет найти лису и зайца на картинах, где изображены характерные цепочки следов этих животных. Именно Формозов раскрыл широкой аудитории, как много информации может содержать след — книга художника «Спутник следопыта» выдержала множество переизданий.
Николай Кондаков
(1908–1999)
Не один Формозов нашел приют в Дарвиновском музее и стал учеником Василия Ватагина. В хранилище до сих пор лежат ранние акварели Николая Кондакова, демонстрирующие различный окрас морских свинок. От них анималист перешел к животным, которых уже можно называть морскими с полным правом, — он отправился на Мурманскую биологическую станцию в Кольском заливе Баренцева моря.
— Этот художник одним из первых начал погружаться в наши северные моря, — рассказывает Антонина Нефедова. — Аквалангов тогда не было, он использовал водолазный костюм и опускался под воду, чтобы писать с натуры морских обитателей. Конечно, водорастворимые краски для этой цели не подходили. Николай Кондаков пропитывал особым составом картон и маслом писал сюжеты из жизни подводной фауны. Его первая жена Ольга Хлудова была также увлечена погружениями, и это закончилось трагедией: она умерла от кессонной болезни, о которой в те времена было еще очень мало известно.
Н. Н. Кондаков. Бычок и живородящие актинии. Фото: Государственный Дарвиновский музей (Москва)
Кондаков принимал участие в экспедиции Отто Шмидта на Северную Землю, совершил экспедиции в Берингово море и к заливу Посьет Японского моря. Изучал тюленей на Каспии и черноморских дельфинов. Делал иллюстрации к монографиям зоологов и принимал участие в подготовке атласов промысловых рыб и морских млекопитающих. Во время экспедиции по изучению китообразных Охотского, Берингова и Чукотского морей, он даже ухитрился прокатиться на спине загарпуненного кита — художник решил поближе рассмотреть усоногое ракообразное на шкуре животного, чтобы детально его нарисовать. «Ездовой кит» после этого решил уплыть восвояси, и от беды Кондакова уберег только линь, который удержал гиганта.
Практически ни одно крупное иллюстрированное издание по биологии, опубликованное в 1940–1990-х годах, не обошлось без рисунков Кондакова, которые можно найти и в изданиях Брэма, и в Красных книгах СССР и России, а также в многочисленных энциклопедиях и атласах.
Вадим (Владимир) и Юрий Смирины
(1931–1989, 1936–2012)
Братья Смирины страстно увлекались живописью и зоологией, оба окончили биологический факультет Московского университета, оба были знакомы с Ватагиным, посещали его мастерскую и брали уроки.
— В свое время они загорелись идеей написать всю фауну, живущую на территории СССР, причем с натуры, — отмечает Антонина Нефедова. — Вадим Смирин путешествовал по Командорским островам, делал там зарисовки кораллов, моржей и каланов, которые сейчас занесены в Красную книгу — в свое время их почти истребили ради красивого меха. Юрий больше тяготел к скульптуре, при этом в работе он опирался на опыт местных мастеров, изучал чукотское косторезное искусство. У нас в музее хранятся наброски, которые он делал с работ чукотских резчиков. Это наложило определенный отпечаток на его собственные скульптуры — их формы обтекаемые, идеально гладкие, очень приятные на ощупь.
В. М. Смирин. Наброски каланов. Фото: Государственный Дарвиновский музей (Москва)
Александр Белашов
(1933–2011)
В отличие от предыдущих перечисленных анималистов, которые были биологами, Александр Белашов окончил Строгановское художественное училище. Он происходил из семьи скульпторов, а потому такой выбор был для него закономерен. Впрочем, сам он на вопрос о профессии отвечал: «Путешественник».
— Ездить Александр Белашов начал еще в девятом классе, когда, не сказав родителям, записался в геологическую партию, отправлявшуюся в Казахстан, — поясняет Антонина Нефедова. — После этого практически каждый год отправлялся в дорогу, изъездил практически весь Советский Союз, все его заповедники. Поначалу путешествовал с ружьем и фотоаппаратом, но со временем отказался от этого. С его точки зрения, самым ценным, что он мог привезти из путешествия, были рисунки, сделанные с натуры.
В работах Александра Белашова тесно переплетаются скульптура и живопись. Зачастую он расписывал свои статуэтки — так, белый медведь, на теле которого были нарисованы море, чайки, небо, становился воплощением самой Арктики. Работы этого мастера видели все, кто когда-либо посещал Московский зоопарк — именно он создавал украшающие это место скульптуры.
Вадим Гудков
(1931–2010)
Он был биологом, объездил весь Советский Союз и никогда не расставался с блокнотом. Всю жизнь зарисовывал растения, птиц, мелких животных, их следы и сопровождал наброски уточняющими подписями: что, где и когда было нарисовано.
— Поначалу у него был амбициозный план — он мечтал зарисовать всех птиц, обитающих на планете Земля, — улыбается Антонина Нефедова. — С учетом того, что выехать за границу было непросто, некоторых экзотических видов в наших зоопарках просто не было, а сети Интернет не существовало, замысел выглядит очень смелым. Позже Вадим Гудков несколько умерил свои аппетиты, сосредоточившись на родной природе.
В журнале «Юный натуралист» он вел рубрику «Школа следопыта», где публиковал небольшие очерки с иллюстрациями животных и их следов. Каждому виду уделял самое пристальное внимание: зарисовав птицу, добавлял наброски ее перьев, гнезда, яйца в натуральную величину, пухового птенца, слетка. Показывал разницу в «аллюрах» животных, запечатлевая следы зверя, который спокойно идет, бодро бежит или резво скачет.
— Свой архив он завещал нашему музею — это свыше 6 тыс. единиц хранения, — говорит Антонина Нефедова. — Помимо рисунков, в него входят журналы, где указаны перекрестные ссылки к каждому из них. На одном — дерево, на другом — гнездо, которая на нем свила какая-то птица, на третьем — изображение самца этой птицы в брачном оперении и т. д. Я надеюсь, что однажды этот архив удастся оцифровать, дав возможность широкой аудитории полюбоваться на работы этого малоизвестного, но чрезвычайно интересного художника.
Ольга Ладыгина