Куда из Москвы делись воробьи? Можно ли совершить научное открытие в запасниках музея? Как рост городов влияет на популяцию птиц? И какие пернатые самые умные? Накануне Дня орнитолога мы поговорили с кандидатом биологических наук, старшим научным сотрудником сектора орнитологии Научно-исследовательского музея МГУ Евгением Кобликом и задали ему самые злободневные вопросы о птицах.
– Как сильно сейчас изменился видовой состав птиц с тех пор, как вы начали их изучать? Есть ли те, кого мы утратили, кто сильно изменил свой ареал?
— У одних птиц мы видим положительную динамику – они приспосабливаются к соседству с людьми и начинают извлекать из этого выгоду. А другие почему-то исчезают. Зачастую мы даже не знаем причины изменений численности птиц. Могу предположить, что те пернатые, которых стало больше, изменили своё отношение к человеку, свои привычки и стали менее пугливыми.
Например, московские кряквы. Они приспособились к городским условиям жизни. Зимой в Москве остаётся много незамерзающих водоемов, где они могут спокойно перезимовать. И, вдобавок ко всему, уток регулярно подкармливают хлебом. На юг лететь уже не нужно!
Случаев приспособления птиц к новым условиям жизни гораздо больше, чем их исчезновения. Но странно, что иногда исчезают те виды птиц, которые давно приспособились к человеку.
— Примерно год назад поднялась паника – из Москвы пропали воробьи. Это действительно так, или всё зависит от того или иного сезона?
— В случае с воробьями пока нельзя сказать однозначно, что произошло. Напомню, что воробьи в Москве относятся к двум разным видам – полевые и домóвые. Полевые существуют более-менее стабильно, а вот домóвые, которые в большей степени приспособлены к человеку, вдруг начали снижать численность. И не только в Москве.
Некоторые считают, что причина в уменьшении количества доступных насекомых и семян, что связано с уборкой палой листвы на газонах. Ведь воробьи любят кормиться в захламлённых местах. Но почему страдает только один вид воробьёв, а другой благополучен? На самом деле благоустройство парков гораздо больше влияет на сокращение численности соловьёв, которым стало негде гнездиться из-за сбора валежника, вырубки кустов и мелколесья. Уменьшение городских популяций домóвых воробьёв тревожно, но пока не критично. У перелётных птиц бывают и более серьёзные потери, связанные с тем, что происходит на зимовках, путях миграций.
– Кто из птиц за последние десятилетия особенно пострадал от деятельности человека?
– У нас в России есть удивительная птичка – кулик-лопатень, который гнездится в приморских тундрах Чукотки. От всех других куликов он отличается формой клюва: у всех клюв тонкий, в виде прямого или изогнутого шила или спицы, а у лопатня – расширенный и плоский на конце, как лопатка. Этот уникальный вид – гнездовой эндемик северо-востока России, то есть размножается только у нас. За последние двадцать лет двадцатого века численность лопатней сократилась в 20 раз (просто магия чисел)! В чём дело, ведь на местах гнездования ничего не изменилось?! Оказалось, что проблемы возникли южнее – в Китае и Юго-Восточной Азии, куда эти птички улетают на зимовку, начали активно осушать и застраивать участки приливно-отливной зоны, где питаются эти кулики. К счастью, сейчас численность оказавшейся на грани вымирания птицы удалось стабилизировать.
Каждое лето орнитологи выезжают на Чукотку в места, где гнездятся кулики-лопатни, и совершают "кражу": забирают по нескольку яиц из каждого найденного гнезда. Кулики, заметив пропажу, докладывают новые яйца и высиживают фактически "второй выводок", в то время как о "первых выводках", вылупившихся в инкубаторах, заботятся люди в специальных вольерах. Птенцы быстро становятся самостоятельными и улетают на зимовку – помощь взрослых им в этом путешествии не нужна. Применяя эту хитрость, мы ежегодно почти в два раза увеличиваем численность молодняка. И многие из "приёмышей", благополучно вернувшись, уже сами выращивают потомство! Акция получила название "Путёвка в жизнь", а лопатень стал одним из "флаговых видов" – примером успешного применения интенсивных мер охраны природы в нашей стране.
– Может, есть повод начать какой-нибудь международный проект по сохранению этой птички?
– Наши зарубежные коллеги, конечно, не остаются равнодушными к судьбе кулика-лопатня. Совместными международными усилиями на Чукотке был создан заказник, который получил название "Земля кулика-лопатня". Ежегодно сюда приезжают учёные и волонтёры из разных стран Европы, Азии и Америки, чтобы поучаствовать в проекте по спасению кулика. А благодаря слаженным действиям России, Китая, Вьетнама и Кореи удалось остановить застройку и организовать заказники и в ключевых местах остановок лопатня на пролёте и зимовках.
– Но это ведь не единственный вид, находящийся в опасности?
– Уязвимых видов довольно много. Например, овсянки-дубровники – красивые птички, которые живут на увлажнённых территориях: высокотравных лугах, болотах с кустарниками, заболоченных опушках и гарях, речных поймах. В мои студенческие годы дубровников ещё можно было встретить в Подмосковье, сейчас это крайне редкая птица по всей стране. Снижение его численности колоссальное: в европейской части остались считанные очаги гнездования, даже в Сибири, куда по нашим наблюдениям, "откатился" дубровник, тоже отмечается сильное падение.
— Учёные разобрались, в чём причина этой потери?
— Пишут, что в Китае дубровник считается священной птицей с целебными свойствами, поэтому его отлавливают тысячами и держат как талисман, а то и подают в некоторых китайских ресторанах. Но меня такое объяснение не устраивает: не вчера же дубровника стали считать целебным и начали его отлов! Произошло что-то более серьёзное. И, к сожалению, мы пока не знаем ни причин исчезновения дубровника, ни эффективных методов его защиты.
– Какие птицы самые умные?
– В России – серая ворона, вóрон и галка. Если брать в мировом масштабе, то пальма первенства у разных видов ворон и попугаев. Всё зависит от того, насколько человек исхитряется выявить их интеллект. Мне, например, кажется, что мы не полностью понимаем дельфинов, потому что это другая среда, другой мир, язык. А ворóны и попугаи по "мироощущению" ближе к человеку, хотя разница все равно есть. Попугаи, в своём роде, обезьяны птичьего мира, а ворóны – собаки, я бы так их охарактеризовал.
– В вашей практике были забавные ситуации с ворóнами?
– В одной из экспедиций иду по сентябрьской тайге и слышу – с вырубки токует глухарь. Из-за температуры воздуха и продолжительности светового дня, сходных с весенними, ранней осенью у птиц случаются весенние настроения – скворцы и дрозды поют, глухари и тетерева токуют. У самца глухаря два колена в брачной песне: одно – гулкое размеренное "тэканье", а другое – торопливое и похожее на скрежет "скирканье". Как раз во время этого скрежета он якобы не слышит ничего вокруг, и к нему можно подобраться ближе. Я тихо подкрадываюсь к вырубке, чтобы посмотреть осеннего токующего глухаря, а там – сидят два больших чёрных ворона на коряге. Один тэкает, а другой скрежещет. Так они друг с другом разговаривают как бы на иностранном языке. И видно, что это им в удовольствие, что они балдеют, а может быть, даже обсуждают: "А вон он, вон он, подошёл, обманули, обманули!".
– А много российских птиц можно научить разговаривать?
– Подражать человеческому голосу способно большинство птиц семейства врановых: сороки, грачи, галки, ворóны, вóроны… Кроме них, разные виды скворцов. Кстати, в клеточных условиях можно даже канарейку научить – хотя совсем не наша птица. У певчих птиц (к которым относятся и врановые!) есть сложно устроенная нижняя гортань – место, где трахея расходится на бронхи. Вот при помощи этой "машинки" птицы издают самые разные удивительные звуки без помощи губ и языка.
– Как вы думаете, птицы подозревают, когда в их гнёзда подкладывают видеоловушки?
– Думаю, нет, хотя врановые могут что-то подозревать. Это все равно как средневековому человеку подложить небольшую камеру. Он не догадается, что за ним кто-то наблюдает в соседней комнате, потому что у него нет такого опыта. Но коситься на подозрительный блестящий предмет будет, а то и раскурочит его.
– Вы всех птиц слышали, которых хотели услышать?
– В мировом масштабе это невозможно – птиц слишком много. В российском, наверное, тоже. Даже в Подмосковье есть птицы, которых я не слышал и не видел. Они довольно редкие, или скрытные, их нелегко найти, за ними сложно наблюдать. К примеру, есть такая сова – бородатая неясыть, она широко распространена в России, но мне, увы, пока нигде не довелось с ней встретиться. Год назад зимой бородатую неясыть несколько дней наблюдали в московском парке Покровское-Стрешнево, я тоже ездил смотреть, но не повезло!
– Есть ли открытия в мире птиц, которые принадлежат лично вам?
– Описание нового вида для нашей планеты – вещь обычная для учёных, занимающихся насекомыми, другими беспозвоночными. А вот для орнитологов это из ряда вон выходящее событие, и мало кто может им похвастаться. Каждый год в мире открывают примерно три-четыре новых вида птиц, в основном в тропических лесах. У нас страна северная, но, несмотря на огромные просторы, все наши птицы более-менее известны, сюрпризов мы не ожидаем. Новый вид в России открыть невозможно, а Россию для новых видов – вполне реально. У меня были такие случаи. К примеру, монгольская завирушка (завирушка Козлова). По большей части эта невзрачная пичуга живет в Монголии и немного в Китае. Кстати, описал её для науки наш великий соотечественник Николай Михайлович Пржевальский и назвал в честь ученика и соратника по экспедициям Императорского Русского географического общества – Петра Кузьмича Козлова. До 2010 года в России её никто не видел, а вот мне с моими коллегами повезло – встретили завирушку Козлова в Туве, у самой границы с Монголией. Всё-таки она залетает на территорию России!
Подобная же история была в Таджикистане с одним из видов дроздов, чья родина – Кашмир, север Индии. Вдруг мы нашли его поющим в городском парке Хорога, даже песню удалось записать! А бывает, что в музейных коллекциях находим новую для России птицу и едем в конкретное место, смотрим, живёт ли там птица и сейчас.
— Получается, что не все открытия орнитологи делают в полях?
— Не все. Иногда необходимо уметь работать в запасниках. Несколько лет назад было своего рода соревнование между орнитологами. В XIX веке на севере Индии добыли один экземпляр маленькой птички камышовки. Подобных ранее никто не видел, и больше ста лет никто не знал, существует ли такой вид птиц на самом деле или это индивидуальное отклонение от нормы. В 90-е годы XX века такую же камышовку вдруг отлавливают на зимовке в Таиланде. Стало ясно, что это отдельный вид и что зимует он в Индии и Таиланде. Птицу назвали большеклювой камышовкой. Но где же она гнездится?
Шведский учёный, Ларс Свенссон, догадался, что этот вид путают с обычной садовой камышовкой, которая широко распространена в Евразии от Скандинавии и Польши до Сибири и Казахстана. После чего начал искать их по всем музеям и нашел кучу большеклювых камышовок, которых неправильно определили. В гнездовое время они были добыты на северо-востоке Афганистана. В гонку включились и другие исследователи.
Швед написал нам, что хочет посмотреть наших садовых камышовок, но всех карт не раскрыл. А к тому времени к нам уже просочилась информация о новом виде камышовок. Я решил проверить экземпляры научной коллекции нашего музея. И нашёл первую! Открываю коробку – лежит одна с подозрительно большим клювом. На этикетке написано: садовая камышовка. Промеры совпадают с уже известными для большеклювой. Позже нашли ещё дюжину, генетический анализ подтвердил – они! Все с Памира.
Спустя какое-то время приезжает Свенссон. Ищет в коробках с садовыми камышовками, а найти большеклювых не может, потому что у нас они уже отсортированы. Потом, за чаем, он рассказал нам, что хотел найти некую загадочную птичку среди садовых камышовок. Мы спрашиваем: "Ларс, ты, наверное, хотел большеклювых камышёвок найти? Так они у нас в отдельной коробочке лежат!".
Мы открываем заветную коробку перед ним, и он понимает, что такого количества большеклювых камышовок, собранных в одном месте, никогда не видел. Вот такое открытие, сделанное не в природе, а в запасниках музея. А потом мои коллеги и я ездили на Памир, на границу с Афганистаном и нашли их живыми, гнездящимися.
– Кому открытие приписали?
– Нескольким российским орнитологам, в числе которых и я.
– Шведа расстроили.
– Ничего, он нормально отнесся. Мы его немножко опередили.
– Сейчас многие спорят насчёт глобального потепления. Вы как думаете, существует ли оно?
– Конечно, существует. Другой вопрос – циклично ли оно, выйдет ли на плато в ближайшие годы? Или рост температуры будет продолжаться и дальше? Если да, то это чревато многими бедами. Когда-нибудь потепление, конечно, сменится похолоданием, но планета к тому времени может стать непригодной для нашей нормальной жизни. Изменения климата бывали довольно серьёзными в минувшие эпохи, и концентрация углекислого газа в атмосфере бывала гораздо выше, чем сейчас. Но тогда не было человека, а сейчас климатические изменения могут негативно отразиться как на людях, так и на природе – вплоть до разрушения многих экосистем.
– Как глобальное потепление отражается на птицах?
– Северные птицы отступают, южные – наступают. В средней полосе появилось много видов, в норме обитающих на Кавказе, в Причерноморье, чернозёмных областях. Таков, например, сирийский дятел. Раньше в России его можно было встретить лишь в Предкавказье и Причерноморье, а сейчас он уже гнездится в Подмосковье и продвигается дальше на север.
– Жарко ему там становится?
– Нет, просто оптимум его обитания расширяется и уже захватил Подмосковье. Прежде ему здесь было бы холодновато, а сейчас в самый раз.
А у европейцев, по некоторым данным, многим птицам действительно становится слишком жарко, и они сокращают свой ареал с юга. А на север им некуда податься, так как на севере Европы море, и их численность сокращается. У нас же на севере огромные просторы, и птицам пока есть куда расселяться.
– Как температурная катавасия отразилась на жизни пернатых?
– Многие птицы позднее улетают на юг и раньше появляются весной, а некоторые – всё чаще остаются у нас на зимовку. Хорошо ли это? Прилёт и последующие этапы размножения (надо попеть, поухаживать, спариться, построить гнездо, отложить яйца), а также сроки вылупления и выкармливания птенцов обычно совпадают с массовым выплодом или вылетом определённых насекомых. В связи с тем, что птицы стали раньше прилетать из зимовок, вылупление птенцов начинает происходить раньше выплода насекомых, получилось несовпадение циклов.
В этом есть некая угроза: в будущем продуктивность размножения птиц будет снижаться, выплод насекомых тоже может сдвинуться непредсказуемо. Это сложная ситуация, и нельзя сказать наверняка, какие виды выигрывают, какие проигрывают. Для некоторых перелётных птиц потепление, скорее, выигрыш. Условия стали позволять оставаться на зимовку уже не в тропиках Африки и Азии, а ближе – в Средиземноморье, Западной Европе, Восточном Китае. Можно тратить меньше времени на миграцию, уже не нужно пересекать пустыни и моря, где в пути гибнут многие птицы.
— А как на птиц повлиял рост городов?
— Человек, постепенно покоряя умеренные широты, начал создавать жилища, всё более похожие на скалы и горы, – каменные высокие дома. Мозаика каменных домов, открытых площадок, газонов, небольших участков зелени – более благоприятные условия для существования южных птиц и других животных, чем для северян-лесовиков. Наши сизые голуби и домовые воробьи – это выходцы из средиземноморского региона. Они жили в сухих тёплых горах и предгорьях и не помышляли двигаться куда-то в леса. По сути, человек, как южный вид, "притащил" в таёжную зону земляков-южан – воробьёв, голубей, стрижей – тех, кто без человеческой помощи просто не смог бы расселиться. И сейчас это расселение продолжается.
– Строят высотные дома, какие-то горные виды птиц к нам перебираются. А насколько удобно в них жить? И только ли птицы смещаются на север?
– Птицы, которые живут в ландшафтах со скалами, видят в высотных зданиях форму рельефа, которая им подходит для дома. Они начинают искать в зданиях ниши, вентиляционные отверстия, в которых можно вывести птенцов, и чаще всего находят. Небоскрёбы, может быть, не очень удобны – уж слишком высокие, но такие строения всё равно привлекают южных птиц. Некоторые вселяются на наших глазах. Например, в Подмосковье в дуплах гнездится горихвостка-лысушка, а на юге – в Крыму, на Кавказе, в Средиземноморье, в щелях и нишах камней – горихвостка-чернушка. И вдруг несколько лет назад мы начали обнаруживать южан-чернушек на зданиях в Москве, и сейчас их число растёт. А лесной местный вид – лысушка, в город не очень-то идёт.
С летучими мышами ситуация сходная – они воспринимают ниши высоток как пещеры, в которых можно укрыться днём, а то и перезимовать. Южные виды этих зверьков тоже продвигаются на север.
Но сейчас, когда покрытие высоток стало состоять почти сплошь из стекла, птицам и летучим мышам стало сложно искать себе укромные места. К тому же, стеклянные небоскрёбы – ещё и колоссальная угроза для перелётных птиц: они бьются о стекла, не воспринимая их как преграду. Во всём мире уже давно наклеивают на стёкла силуэты пернатых хищников, чтобы снизить смертность среди мелких птиц. Проблема и с ветрогенераторами: огромное количество птиц гибнет, ударяясь о вращающиеся лопасти. Поэтому, когда говорят о зелёной энергетике, не стоит забывать, что это очень серьёзная угроза для пернатых.
– До какого этажа птицам комфортно жить?
– По-разному. Для стрижей – жителей воздушного океана – вообще нет преград. Они высоко летают, им комфортно гнездиться и на 20, и на 30 этаже. Хорошо и соколу-сапсану – на высотке, например, у шпиля главного здания МГУ, никто не беспокоит его выводок. А для птиц, связанных с древесными насаждениями и поиском корма на земле, предел – пятый-шестой этаж, максимум восьмой.
– Как отразилось исчезновение деревень на птицах? Раньше было много сельских территорий на севере, а сейчас их нет.
– Вокруг деревень издавна существовали сельскохозяйственные угодья – поля, пастбища, сенокосы. Традиционное сельское хозяйство как бы замещало крупных копытных, которые когда-то жили в этих местах – зубров, оленей, диких лошадей. Пасущиеся травоядные сами создавали вокруг себя луговые растительные сообщества. Такая мозаика леса, опушек, открытых угодий вела к общему повышению биологического разнообразия. Человек, истребив крупных диких животных, сам стал создавать открытые пространства в лесной зоне, распахивая землю, выпасая коров и овец.
Птицам, привыкшим к травянистым пространствам, было комфортно – ведь просто сменились создатели открытых ландшафтов. Когда традиционное сельское хозяйство утратило актуальность, деревни стали вымирать, луга, пашни, и сенокосы начали зарастать мелколесьем и кустами. Из-за этого стали исчезать луговые птицы, зато шире распространились и увеличили численность птицы, связанные с кустарником. Затем кустарники и мелколесье сменились лесом. Соответственно, сократилось количество кустарниковых птиц, и возросла численность птиц лесных. Это очень грубая схема, на самом деле везде происходит с разными нюансами.
— Неужели сельское хозяйство может вредить птицам, это же дополнительная пища?
— Ещё как, если оно интенсивное! В качестве примера приведу коростеля. Эта скрытная сумеречная птица живёт в густом высокотравье. Выводки очень страдают от машинного сенокошения, применения химикатов от вредителей и сорняков. В Европе сельское хозяйство настолько интенсивно, что коростель везде попал в местные Красные книги: в Шотландии осталось 10 пар, в Англии – 5 пар и так далее. А у нас всегда было довольно "расхлябанное" сельское хозяйство, и коростель чувствовал себя прекрасно. Лет тридцать назад европейцы забили тревогу по поводу глобального исчезновения коростеля, собирались вносить его в Красную книгу Международного союза охраны природы.
Провели опрос по странам, российские орнитологи заявили, что ресурсы вида составляют у нас более двух миллионов. Нам не поверили и предложили провести учёты, чтобы узнать, сколько в России коростелей на самом деле. Несколько лет подряд мы выезжали в Подмосковье, на Вологодчину, в области чернозёмной зоны, другие российские регионы, и считали коростелей ночами по брачному крику (это единственный способ учётов этого вида). После обработки и экстраполяции данных выяснилось, что коростелей у нас в 10 раз больше, чем мы заявляли!
– Похоже, не сложилось с Красной книгой…
– У коростеля – да! А вот с Красной книгой России всё очень непросто. По закону каждые десять лет Красная книга страны и Красные книги субъектов Федерации должны переиздаваться с новыми данными. А у нас уже двадцать с лишним лет прошло, а нового издания Красной книги России до сих пор нет. Я вхожу в состав комиссии по птицам, планируемым к внесению в новую Красную книгу. Два-три года назад у нас шла активная работа, разгорались дискуссии, обновлялись списки, вносились коррективы. Сейчас всё стихло, а точнее, переместилось в другие сферы. Идёт лоббирование охотничьего сообщества – требуют исключить некоторые виды, считающиеся традиционной дичью. Происходят бесконечные согласования в министерствах и ведомствах. Мы догадываемся, что происходит, но находимся в недоумении. Время уходит. Но, надеемся, позиции научного сообщества удастся отстоять и Красная книга, наконец, будет опубликована.
Беседовала Наталья Мозилова