Кокандский пленник: как Николай Северцов оказался в туркестанской тюрьме

Даже будучи тяжело раненным, он продолжал вести наблюдения, которые позже добавил в свои записи о Сырдарьинской экспедиции. В какой-то момент ученый уже не надеялся вернуться живым, но не прекращал пытливо изучать все, что мог разглядеть из своего застенка. И когда его вызволили, вернулся к экспедиционной работе, из которой привез на удивление богатые и подробные материалы. 1 сентября 1858 года, 165 лет назад, Северцов успешно завершил работу своей первой экспедиции и выехал в Оренбург, а оттуда домой.

Страстное желание добраться до Средней Азии, которую в те годы почитали «таинственным и чудесным» краем, возникло у Николая Северцова еще в студенческие годы. В 1845 году случай свел его с путешественником и натуралистом Григорием Карелиным, который только вернулся из длительной экспедиции. Впечатления от поездки оказались настолько яркими, что он буквально заразил ими своего молодого друга. 10 лет после этого они строили планы совместной поездки в загадочную Среднюю Азию.

В переписке с Карелиным готовившийся к магистерским экзаменам Северцов весело признавался, что «тянет туда душа моя, и пренабожно молю Господа об этом путешествии утром, вечером, во все часы дня, чтобы благословил он Ваш бумажник, устранил препятствия, а с моей стороны их нет». Увы, реализовать замысел друзьям так и не удалось, в свою экспедицию Северцов отправился самостоятельно. Но он никогда не забывал, кто именно пробудил в нем любовь к «заветной стране».

Средства на экспедицию выделила Академия наук. Правительственный указ предписывал «магистра Московского университета Северцова отправить с препаратором на два года к Сырдарье с целью доставления сему замечательному ученому наблюдений и разысканий по естественным наукам вообще и в особенности над влиянием свойств так названного Гумбольдтом "континентального климата" на все проявления животной и растительной жизни…» Этим поставленные задачи не исчерпывались.

Отдельно Академия поручила ученому исследовать, как устроено киргизское общество, и собрать по нему некоторую статистику. Географическое общество писало, что «с особенной благодарностью примет всякие сведения из области физической географии или этнографии». Были и более детализированные поручения — так, академик Рупрехт настаивал на том, чтобы в ходе Сырдарьинской экспедиции собрали информацию о происхождении ряда лекарственных растений, которые привозили на Нижегородскую ярмарку из Бухары.

18 мая 1857 года исследователи покинули Санкт-Петербург, направившись к Оренбургу и дальше — в загадочный Туркестан.

Оказавшись в экспедиции мечты, Северцов полностью отдался исследованиям. Поначалу все внимание ученых было сосредоточено на Сырдарье в нижнем течении, в первую очередь на изучении географии и зоологии. С течением времени Северцова все больше занимала идея отправиться на хребет Каратау. Затея была небезопасная: жители Кокандского ханства нередко совершали налеты на юго-западную часть Казахстана, где обосновались русские. Просто поехать на научную экскурсию не представлялось возможным, нужно было ждать оказии, чтобы отправиться вместе с отрядом.

Наконец 17 апреля 1858 года из форта Перовского (ныне — Кзыл-Орда) вверх по Сырдарье направили сотню человек рубить лес для строительства. Северцов примкнул к отряду, прихватив с собой препаратора Ивана Гурьянова, а также несколько казаков, пару охотников и погонщика верблюдов. Добравшись до крепости Кумсуат, ученые занялись сбором материалов, то и дело выезжая из лагеря без надлежащего сопровождения — слишком уж силен был исследовательский азарт. «Коллекции нарастали понемногу, но эти охоты были досадны тем, что самые редкие, самые завидные для коллекции субъекты из животных встречались, но в руки не попадались», — сетовал Северцов.

Его не останавливали даже приступы малярии, которая особенно сильно терзала ученого в роковой день 26 апреля. До полудня он лежал, не в силах подняться, но увлеченность своим делом гнала вперед. Впоследствии он отмечал: «Если бы я поддался своей безотчетной болезненной лени, расположился бы на весь день отдыхать в лагере, я не попался бы в руки коканцев: болезнь была мне словно предостережением, и это врезалось в мою память. Я его не понял, я был послан в степь не для отдыха, а для исследований, надеялся пересилить болезнь и считал нарушением долга не выехать для наблюдений, когда мог держаться на лошади».

Вместе с Гурьяновым и тремя казаками ученый направился к Джарты-Кулю, там и настигла их шайка кокандцев. Препаратор был легко ранен и сумел скрыться в зарослях колючек, казаки тоже спаслись. Северцову не повезло, ему попали пикой в грудь, и этим дело не ограничилось. Позже он вспоминал: «Коканец ударил меня шашкой по носу и рассек только кожу; второй удар по виску, расколовший скуловую кость, сбил меня с ног, и он стал отсекать мне голову, нанес еще несколько ударов, глубоко разрубил шею, расколол череп… я чувствовал каждый удар, но, странно, без особой боли».

На его счастье, подоспели другие нападающие и остановили соплеменника — им было выгоднее взять пленника живым. Поначалу повели за собой на аркане, но вскоре сообразили, что далеко раненый не уйдет. Усадили на лошадь, привязав ноги к стременам, и повезли к яныкурганскому беку. «Кровь обильно лилась из моих ран, ничем не перевязанных, и капала на дорогу, но боли я все не чувствовал, а только слабость. Все время я был в полной памяти и не слишком мучался своим грустным положением: я от ударов, что ли, по голове отупел и впал в какую-то апатию, мешавшую мне раздумывать о своем бедствии. Всего сильнее я чувствовал жажду от потери крови», — описывал Северцов позже свои ощущения.

Бек принял решение сообщить русским о своем живом трофее, отправив тем временем пленника в город Туркестан. Всю дорогу ученый, несмотря на постоянно ухудшавшееся состояние, продолжал вести наблюдения.

Оказавшись запертым в Туркестане, он по-прежнему находил силы для наблюдений: «Не держась за стену или не опираясь на кого-нибудь, я не мог ходить. Однако, несмотря на боль в ногах, я раз утром на батарее пошел смотреть птицу, вывешенную в клетке и показавшуюся мне интересной: это была черная красноносая куропатка, не водящаяся в виденных мной частях России и киргизской степи».

Узнав о положении ученого, генерал Александр Данзас, командовавший Сырдарьинской линией, настоятельно потребовал освободить пленного, а для убедительности лично выехал в сторону Джулека с вооруженным отрядом. Перепугавшись, что Северцов в своем плачевном состоянии может не добраться до России, кокандцы организовали его лечение: принявший мусульманство русский пленный Абселям прикладывал к его ранам сырую парную баранину, присыпая ее сверху порошком из черепашьих яиц. Как ни странно, это помогло, и 20 мая ученый смог выехать из Туркестана, а через неделю вернулся в форт Перовский, напугав там всех своим истощенным видом. К концу июля, однако, ему уже стало заметно лучше — Северцов начал вновь выезжать на охоту и совершать непродолжительные экскурсии.

Изначально путешествие было рассчитано на два года, но ученые уложились меньше чем за год и четыре месяца. Впрочем, на качестве их исследований это не сказалось — результаты оказались весьма впечатляющими и превзошли самые смелые ожидания организаторов экспедиции. Музей Академии наук пополнился богатейшей зоологической коллекцией — одних только птиц в ней было 1200, а млекопитающих и амфибий по 300 штук, причем экземпляры порадовали академика Федора Брандта редкостной сохранностью. Собирая птиц, Северцов попутно открывал новые виды, в два раза с лишним расширив знания ученых о пернатых обитателях киргизских степей.

Геологическая коллекция, в свою очередь, заслужила высокую оценку основоположника русской школы геологической картографии академика Григория Гельмерсена. Помимо прочего, Северцов нашел в Средней Азии каменный уголь и нефть, гранит и яшму. Кроме того, он сумел определить, где в древности пролегали границы между Каспийским и Аральским морем, попутно выявив, что в их разделении повинны вулканические явления. Проводя свои наблюдения, он обнаружил в Арало-Каспийской области отложения пермского, юрского, мелового, третичного и послетретичного периодов.

Среди материалов экспедиции была подробная топографическая съемка, данные о климатических условиях региона, особенности географического распространения животных. Северцов составил карты Арало-Каспийской степи и подробнейшим образом описал местный рельеф и растительность. «Я обрабатывал и дополнял собранные мною материалы… свои наблюдения я производил в связи не только между собой, но и с предыдущими и с общими вопросами науки и дал характеристику Арало-Каспийской степи сравнительно с прочими частями», — пояснял исследователь в письме к Брандту.

Казалось бы, устрашающие приключения и успешное завершение экспедиции должны были успокоить тягу ученого к Средней Азии. Но жестокие испытания не смогли поколебать его любовь и интерес к региону — в дальнейшем он неоднократно туда возвращался, продолжая исследовать Туркестан, Тянь-Шань, Иссык-Куль.

Ольга Ладыгина