Лоран Тушар: «Мы пили воду из Байкала, просто черпая ее ведром»

Одним из лауреатов национальной премии «Хрустальный компас» в этом году стал Лоран ТУШАР. Его по праву считают основоположником французской лимнологической географии. Он был первым французским географом, посвятившим свою научную карьеру изучению озер. Но во Франции их не так много — в большей степени это страна океанических и морских побережий, а также рек. Неудивительно, что научный интерес Тушара привел его в Россию, и вот уже несколько десятилетий ученого связывают с нашей страной прочные связи. Несмотря на известные сложности, Лоран Тушар все-таки приехал на церемонию чествования лауреатов премии «Хрустальный компас», что доказывает простую истину: подлинная наука и человеческие отношения выше сиюминутной политической конъюнктуры.

— Мсье Тушар, когда в вашей научной биографии появилась Россия?

— В 1991 году я только что закончил изучение географии (по специальности «океанография») в Университете Сорбонна и искал тему для диссертации. В это же время один из депутатов муниципального совета города Тонон-ле-Бен (самый крупный город на французском берегу Женевского озера. — Прим. ред.) пытался установить политическое и культурное побратимство между Женевским озером и Байкалом. Он обратился ко мне и спросил, согласен ли я внести свой научный вклад в это сотрудничество. Мой научный руководитель, океанолог по специальности, с энтузиазмом воспринял идею: озеро Байкал настолько велико, что подчас чем-то напоминает океан. А для меня, в ту пору молодого французского географа, научная командировка в Сибирь была неслыханным приключением.

— Что интересного для вас открылось в научном смысле во время общения с российскими коллегами?

— В институтах иркутского Академгородка я ознакомился с детальным крупномасштабным картографированием, а также с основами геосистемного подхода. Это навсегда изменило мое представление о географии и мой подход к географическим исследованиям. Во французских университетах учат отдавать предпочтение исследованиям регионального уровня. В России я познакомился с крупномасштабным картографированием — в масштабе фаций (геофаций). Во Франции системное мышление в мое время преподавалось теоретически. В России я увидел, что оно активно применяется на практике.

— Вы прекрасно владеете русским языком! Как вы его выучили?

— В школе и университете я учил только немецкий и английский языки. А русский выучил по той причине, что необходимо было написать кандидатскую диссертацию на тему сравнения Байкала и Женевского озера. Я учился сам: у себя дома во Франции с помощью аудиокассет в 1992 году, а затем в России во время моей первой стажировки в 1993-м. Помню, иркутяне говорили мне: «Здесь мы научим тебя хорошо говорить!» И действительно, я узнал массу нюансов. Например, в Москве говорят: «Ешьте!», а в Сибири вам скажут: «Кушайте, пожалуйста!» (Смеется.) Но главное, конечно, в том, что знание русского языка позволяет мне читать, понимать и цитировать российскую научную литературу практически по любой теме.

— Где, кроме Байкала, вы бывали в России?

— Я побывал в ряде городов Сибири и Дальнего Востока: Улан-Удэ, Хабаровске, Якутске, Новосибирске, Барнауле, Горно-Алтайске и нескольких поселениях в горах Алтая, Красноярске, Лесосибирске, Енисейске. Совершил несколько экскурсий по Саяну. Был в Сочи и в некоторых других местах на Черноморском побережье и на Кавказе. Разумеется, бывал неоднократно в Москве, посетил Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Владимир, Углич.

— А где еще хотели бы побывать?

— Меня интересует любое новое место в России — это и плато Путорана, и озера Карелии. А еще я надеюсь когда-нибудь приехать в Астрахань.

— Почему Астрахань?

— С одной стороны, по литературным соображениям: когда-то я с интересом прочитал рассказ о путешествии в эти места Александра Дюма. С другой стороны, хотелось бы своими глазами увидеть оазис в русской пустыне и понять, как в дельте Волги при впадении реки в самое большое озеро на планете был построен город.

— Вы наблюдали нашу страну во время бурных метаморфоз. Как менялась Россия в вашем представлении? 

— Первый раз я оказался в России в 1991 году. Передо мной открылся неизведанный мир — тогда еще существовал СССР. Так сошлось, что это было еще и наше свадебное путешествие. И должен сказать, мы с моей женой Элен были в восторге. Спустя два года я приехал в Россию для работы над диссертацией, и помню, что экономическая ситуация была действительно сложной. И в 1996 году тоже — когда я вновь приехал в вашу страну. Начиная с 2000-х годов начался период впечатляющего роста. И вот уже несколько лет именно в России я нахожу свободу, чистоту и достаток.

— Вспомните, пожалуйста, какой-нибудь памятный случай из ваших путешествий в Россию.

— В 1993 году во время моей экспедиции на Байкал мы пили воду из озера без какой-либо обработки, просто черпая ее ведром. Этот нехитрый способ меня очаровал. И кстати, я остался жив и здоров! (Смеется.)

— Почему нужно изучать озера?

— В озерах содержится больше воды, чем в реках, и это, как правило, запасы пресной воды. Они порождают разнообразную человеческую деятельность. Такие водоемы — своего рода микрокосмы, полузакрытые и полуоткрытые системы, порой доходящие до степени биологического эндемизма.

Озера всегда сохраняют элемент загадочности. Даже когда существует батиметрическая карта такого водоема, многие глубины все еще остаются неизвестными. Глубокие озера нередко вызывают своего рода «головокружение» из-за эффекта преломления в прозрачной толще воды. Человеческий глаз склонен видеть под водой тот же склон, что и над водой, а на самом деле он может быть другим. Все это добавляет магии непостижимой тайне озер.

— А если рассуждать прагматически?

— Поскольку вода в озере не является проточной, его способность к самоочищению ниже, чем у рек. Озера более хрупкие экосистемы, чем реки, поэтому научное изучение озер имеет важное значение для их сохранения.

— Существует наука фундаментальная и прикладная. Что ближе вам?

— Иногда случается так, что, работая над практическими вопросами территориального планирования и сохранением природных особенностей конкретных регионов, мы совершаем фундаментальные научные открытия.

Я чувствую моральное удовлетворение, когда, например, для конкретных проектов предлагаю решения по организации водосброса в нижний бьеф, чтобы снизить влияние на водный режим. Мой вклад в фундаментальную лимнологию — это разработка новой теоретической классификации перемешивания (ритмов разрушения термических слоев) озер.

— Какое место занимает эстетика в вашем интересе к озерам?

— Конечно, помимо науки, красота озер и окружающих их пейзажей способствует развитию интереса к таким водоемам. Я очарован волнами, набегающими на берег. Я мог бы смотреть на них бесконечно!

— Вы изучали водоемы во многих регионах мира. Какие из них наиболее интересны, с вашей точки зрения?

— Я в основном знаком с озерами в Европе и Азии, немного — с озерами Африки. Мой личный топ-5 выдающихся озер выглядит так: Байкал, Телецкое озеро (Россия), Балатон (Венгрия), Комо (Италия), Женевское озеро (Франция, Швейцария).

— Российская общественность обеспокоена экологическими вызовами на Байкале. Женевское озеро меньше по размерам, а берега его плотно заселены. Однако это не приводит к большим экологическим проблемам. Как удается их избегать?

— Женевское озеро столкнулось с серьезными проблемами, связанных с эвтрофикацией («цветение» воды. — Прим. ред.) в 1970–1980-е годы. С тех пор как были запрещены фосфатные моющие средства, его здоровье улучшилось. С другой стороны, нарушенность естественной природной среды большей части его береговой линии, несомненно, приняла необратимый характер.

— В 2001 году вы защитили, как бы в России сказали, докторскую диссертацию (HDR) по физике температуры воды. Если кратко, каковы главные выводы исследования?

— Трудно делать выводы всего в нескольких словах. Несомненно, моим главным открытием стало следующее: пруды глубиной в несколько метров обладают термоклином (резкое изменение температуры в одном из водных слоев. — Прим. ред.). Поскольку это небольшие водоемы, площадь акватории, подверженная ветровому воздействию, невелика, в результате термоклин здесь довольно стабилен и долговечен. Во Франции до моих исследований считалось, что термоклин в прудах держится всего несколько часов. Я показал, что он может сохраняться без изменений от нескольких дней до нескольких недель. Одним из следствий является тот факт, что сбрасываемые нижние слои воды имеет низкую концентрацию кислорода. 

— У вас немало научных работ, посвященных природе нашей страны. Среди них большая монография «Природная среда России: биогеография необъятности». О чем она? «Необъятность» — это художественный образ или научная категория?

— Употребляя французское слово immensité («необъятность», «простор»?), я хотел донести мысль о том, что Россия, с одной стороны, велика, как континент, а с другой стороны, состоит из широких равнин, свободных от препятствий, не нарушающих поясность. Таким образом, это единственное государство в мире, где развивается такая зональность природных сред.

— Другая ваша работа называется «Россия и изменение климата: новая география холода». Почему география холода - новая?

— Это было броское название, призванное привлечь внимание французской общественности. Оно демонстрирует новое противоречие между холодом, который французские СМИ теперь считают благом, и тем фактом, что холод остается в значительной степени врагом российской экономики, который стоит вашей стране больших денег.

— В чем сегодня состоит ваш исследовательский интерес?

— Изначально я являюсь физикогеографом, но меня все больше интересует человеческая, социальная и культурная география озер. А еще мне сейчас интересны искусственные водоемы: водохранилища, рыбные пруды, мельничные пороги на реках и т. д.

— Что беспокоит вас как ученого в современном мире, а что вызывает оптимизм?

— Меня разочаровывает научный догматизм, развивающийся на Западе, и то, что исследователям становится все труднее выражать новые, самостоятельные идеи. Мне кажется, важно сохранить право на ошибку. И тем не менее я настроен оптимистично, потому что вижу, что молодые студенты способны размышлять. Надеюсь, они смогут отстоять в новом мире свободу мысли.

Айвар Валеев