Неудобное наследие: почему деревянное зодчество Русского Севера на грани исчезновения

В апреле 2019 года весь мир потрясли кадры горящего собора Парижской Богоматери. При этом почти никто не обратил внимания, что чуть ранее, в августе 2018 года, сгорел уникальный деревянный Успенский храм в Кондопоге. Он простоял почти три века, а погиб буквально за полчаса. Над восстановлением "сердца Парижа" сейчас трудятся лучшие специалисты Европы. Будет ли восстановлен храм в Кондопоге — вопрос без ответа. Деревянное зодчество Русского Севера — бесценное наследие не только России, но и всего человечества. Но оно, по мнению специалистов, через 20 лет полностью исчезнет. Возможно ли ещё что-то сделать или деревянное зодчество будет потеряно навсегда?

Под рукотворным "небом"

Гардарикой — "страной городов" называли Древнюю Русь европейцы. Но основой жизни русских земледельцев всё же была деревня, где каждый дом — как бы часть окружающей природы, плоть от плоти могучих лесных кряжей. Свои жилища, города и крепости люди строили из дерева, вкладывая в этот труд умение, вдохновение и веру. 

В XVII–XVIII веках, примерно за две сотни лет, поднялся и расцвёл на Севере особый вид архитектурного искусства — строительство деревянных храмов. Без расчётов и чертежей, одним топором, с невероятной смелостью древние зодчие ладили постройки высотой с девятиэтажный дом. В пределах строгого канона они находили свой собственный путь и строили "как пела душа", как подсказывало чувство гармонии и красоты — поэтому каждый деревянный храм абсолютно уникален. Храм или часовня "венчали" собой селение, создавали его неповторимый образ, который каждый житель запоминал с детства, узнавал, возвращаясь из дальнего пути.

Входя под своды церкви, человек оказывался под рукотворным расписным "небом". Так называют особый тип конструкции потолочного свода, уникальной для Русского Севера. Мастера умудрялись обходиться без горизонтальных балок и промежуточных опор даже при относительно большой площади храмового пространства. Прямо от стен к центральному кольцу шатром поднимались радиальные наклонные балки, снизу напоминающие солнце. Грани кровли между балками расписывались как особый иконостас — с них смотрели на молящихся лики святых на фоне небесной стихии с облаками и звёздами. Такая конструкция, казалось, взмывала ввысь и в то же время сохраняла тепло — ведь это Север…

Отрицательные качества дерева — недолговечность и горючесть. Жилые дома на Руси редко переживали возраст 120 лет, неотапливаемые храмы — максимум 350 лет. Дольше — крайне редко и только при условии, что сруб за это время перебирался. Многие объекты теряли первоначальный вид после перестраивания и различных дополнений. Исследователи в поисках изначального облика памятников обращаются к их описаниям в летописях, изображениях на планах и иконах, рассказам путешественников, этюдам и картинам художников.

Карандаш архитектора, кисть живописца и экспедиции РГО

О том, что русское деревянное зодчество — явление исключительное и требующее сохранения, задумались ещё в середине XIX века. Правда, в императорской Академии художеств случился курьёз, который затем превратился в исторический анекдот. Академика архитектуры Льва Даля — сына знаменитого филолога Владимира Даля — командировали в Индию, учёные мужи искренне полагали, что именно "индийская архитектура есть прототип русской". Но Лев Даль в Индию не поехал. Он отправился в прямо противоположном направлении — в Архангельскую губернию. В результате экспедиций на Русский Север он написал ряд трудов, в которых доказывал необходимость изучения памятников на родной земле.

Работы Льва Даля продолжил целый ряд исследователей. Среди них особенно выделялся Владимир Суслов — архитектор, реставратор и археолог, член Русского Императорского географического общества. В 1883–1887 годах он объездил Русский Север от Онеги и Карелии до Мурмана, работал на Беломорье, в Архангельской, Олонецкой и Вологодской губерниях. Хрупкость уникального деревянного наследия произвела на него сильное впечатление, и он написал тогда: "Откладывать исследование памятников нашего далёкого Севера даже преступно: время, неумолимый сокрушитель, висит дамокловым мечом над немыми свидетелями глубокой старины, и уже близка пора, когда они бесследно исчезнут с лица Русской земли и навсегда сокроются от летописей и преданий народной жизни".

Вслед за учёными и архитекторами потянулись на Русский Север живописцы — Николай Рерих, Иван Билибин, Виктор и Аполлинарий Васнецовы, Игорь Грабарь, Константин Коровин, Валентин Серов… С их полотнами деревянное зодчество вошло в общественное сознание в самых разных образах — сказочных, реалистичных, романтических.

Ещё один художник-путешественник, писатель, участник экспедиций Русского географического общества — Степан Писахов. Он был глубоко предан Северу. Ходил с Владимиром Русановым к Новой Земле в 1909 году, участвовал в плавании парохода "Нимврод", с борта которого велись работы по устройству первых станций радиотелеграфа на Русском Севере. На борту "Андромеды" Писахов  ходил в Арктику на поиски исчезнувших экспедиций Брусилова и Седова. И отовсюду привозил множество рисунков, набросков, этюдов. Он участвовал в Лопарской экспедиции, организованной Русским географическим обществом в 1927 году. Это бесценное наследие хранится сейчас в Архиве РГО. Степан Писахов сделал множество зарисовок древних деревянных построек. Большинство из них в наши дни утрачено, и мы никогда не узнали бы о них, если бы не его талант.

Великого художника Исаака Левитана, проводившего однажды лето в Тверской губернии, очаровала деревянная Петропавловская церковь, и он написал полотно "Над вечным покоем". Церквушка выгорела дотла еще в 1903 году, но облик памятника зодчества XVII века навсегда сохранился на знаменитой картине. В наши дни один за другим исчезают, безвестно растворяются во времени сотни таких памятников.

Мартиролог деревянного зодчества

По свидетельствам специалистов, за последние десятилетия только в одной Архангельской области погибли Рождественская церковь (1763 г.) в селе Бестужеве на реке Устье, церковь Двенадцати Апостолов (1799 г.) в селе Пиринемь на Пинеге, полностью сгорели ансамбли Усть-Кожского и Верхнемудьюжского погостов (XVII–XVIII вв.) на реке Онеге, обрушилась церковь Трёх Святителей (1782 г.) на Ваге — последний памятник некогда весьма значительного Богословского монастыря. Рухнул шатёр Никольской церкви (1670 г.) в селе Волосово Каргопольского района, стоит без кровли Предтеченская церковь (1780 г.) в селе Литвиново на Ваге. В 2004 году сгорела знаменитая Спасская церковь на сваях (1628 г.), перевезённая из волжского села Спас-Вежи на территорию Костромского музея, погибла башня Якутского острога (1683 г.). Этот мартиролог продолжает неумолимо заполняться, два года назад его пополнил и сгоревший Успенский храм в Кондопоге.

Протоиерей Алексей Яковлев, руководитель волонтёрского проекта "Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера": «Мы в нашем проекте, собирая сведения, попробовали оценить состояние деревянного зодчества. С 80-х годов такие исследования никто не делал. Мы сравнили количество храмов (часовен было больше) в 1917 и 2019 году – то есть, утраты за столетие. В республике Коми их количество сократилось с 93 до 38, в Карелии – с 238 до 58, в Вологодской области – с 294 до 69, в Архангельской – с 614 до 225. Из тех храмов, что сохранилось, 10% - руинированы, в удовлетворительном состоянии – примерно 42%, 5% - действуют. В аварийном состоянии – 43%, им грозит гибель в течении 2-10 лет».

Спасая, не погубить окончательно

Реставрация — не ремонт. Споры о том, каковы должны быть подходы к спасению памятников, — всегда поединок идеала с возможностями. Системно заниматься исследованием и восстановлением наследия деревянного зодчества в России начали в 60–70-е годы ХХ века. Тогда разрабатывались самые различные методики укрепления самой древесины, обсуждались вопросы, насколько можно заменять утраченные и сильно повреждённые детали.

Илья Вьюев, художник, реставратор: "Большинство специалистов согласны друг с другом в том, что нужно сохранить памятник как можно более цельно именно и в том материале того времени, когда он создавался. Есть разные школы консервации дерева, его пропитки, предотвращения пересыхания и так далее. Иногда достаточно заменить верхние и нижние венцы. И это не так просто, кстати, брёвна такой толщины — это уже редкость. А иногда требуется просто ювелирная работа — например, как при реставрации Кижского погоста".

Летом 2020 года на острове Кижи в Карелии закончилась реставрация в Преображенском храме. Это один из символов России за рубежом, объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Храм пришёл в аварийное состояние в конце 70-х годов, в целях безопасности его закрыли. Сруб высотой с девятиэтажный дом, грозивший обрушением, "подвесили" на внутреннем каркасе из стальных балок. Почти 30 лет здание просто поддерживалось от падения и разрушения. В 2009 году наконец началась реставрация. Год за годом мастера "лечили" каждое бревно — а их в конструкции около 3 тысяч. 742 бревна подверглись настоящему хирургическому вмешательству — в них "имплантировали" 1100 вставок общим объёмом 25 кубометров. На 16 деревянных главках заменили 34 тысячи лемешин — традиционных черепиц из осины. Так удалось сохранить подлинность 70% исторического памятника.

Статус Преображенского храма Кижей — исключительной национальной святыни — собрал для реставрации лучших профессионалов, которых отбирали на основе не тендеров, а мастерства и репутации. Но это скорее исключение, чем правило.

Елена Шатковская, директор национального парка "Кенозерский": "К сожалению, наша реставрационная школа практически разрушена. Опытнейшие мастера — пожилые люди, уходят один за другим, перестают существовать мощные знаменитые реставрационные мастерские. Это человеческие трагедии. Да и архитекторов можно по пальцам одной руки пересчитать, которые действительно понимают ценность памятников, знают, как с ними работать. В реставрацию сейчас приглашают отнюдь не реставраторов, а лихих подрядчиков, организации, которые на конкурсе выиграли тендер — то есть выставили наименьшую цену".

При сохранении памятников нередко выбирают путь попроще и подешевле: разбирают историческую постройку и по её подобию ставят новую, по фотографиям и промерам старой. Для этого высокие профессионалы не нужны.

Николай Телегин, исследователь деревянного зодчества, краевед: "Ситуация очень неровная — одни памятники ремонтируют качественно, другие бросают гнить, сделав лишь часть работ, а третьи начинают разрушаться через пяток лет после "восстановления". Я знаю примеры, когда объекты, отреставрированные за государственный счёт, буквально уничтожены — вместо старинных зданий стоят их полноразмерные муляжи. Конечно, праздный турист, глядя на крашенные эмалью стены, может и порадоваться, но на самом деле эти примеры ужасающи — за огромные бюджетные деньги происходит уничтожение одного памятника за другим".

Загадка плотницкого топора

В 1964 году ЮНЕСКО приняла Венецианскую хартию — особый глобальный кодекс реставраторов. Согласно ей, при реставрации исторического строения все конструкции, детали, узлы, особенности обработки поверхностей должны соответствовать времени возведения постройки с соблюдением исторической технологии строительства, применением исторического инструмента и приёмов работы с ним. Другими словами, реставраторам рекомендуется на время работы над проектом полностью погрузиться в атмосферу древности, взяв в руки орудия предков.  Казалось бы — этот идеал недостижим. Но оказывается, в России есть и такой опыт!

Николай Телегин, исследователь деревянного зодчества, краевед: "Строительные приёмы XVI–XVIII веков ценны сами по себе. Уникальные памятники возвели не профессиональные инженеры, а обычные мужики с топорами. В течение столетий вырабатывались особые решения, техники, секреты, которые позволяли возводить колоссальные здания, и эти здания простояли до наших дней. То, как работал обычный плотник XVII века, в наши дни смогут повторить единицы, но не потому, что это так сверхтрудно, а потому, что и инструмент, и отношение к труду были другими".

Впервые в России "историческую" реставрацию церкви Дмитрия Солунского (1784) в селе Верхняя Уфтюга Архангельской области провёл архитектор Александр Попов в 1981–1988 годах. Его внимание привлекли следы плотницкого топора XVII века: орнамент, похожий на ёлочку или рёбра рыбьего скелета, а в продольном сечении доски — не плоскость, а волнообразный рельеф, напоминающий стиральную доску. Тёсаная поверхность оставалась настолько гладкой, что о неё нельзя даже занозить руку. С такой поверхности легче уходила дождевая вода, и древесина меньше подвергалась гниению. При работе современным топором этого достичь невозможно. По этим следам и материалам археологических раскопок Александру Попову удалось восстановить не только форму исторического инструмента, но и приёмы работы с ним. Топор зодчего четыреста лет назад напоминал современный колун — короткий, тяжёлый, утолщённый, выкованный из высокопрочной стали, на длинном топорище. При обтёсывании он не утопает глубоко в бревне, не оставляет следов в виде царапин и зазубрин. При правильном ударе топор сам выходил из дерева, а перерубленные волокна древесины плотно смыкались, "запирая" древесные поры.

Реставрацию храмов в Верхней Уфтюге, Нёноксе и на Цыпином погосте Попов вёл уже реконструированными плотницкими инструментами, как бы пришедшими из трёхсотлетней старины. На основе своего опыта Александр Попов создал школу традиционного плотницкого искусства в городке Кириллов. Те, кто смог пройти обучение в ней, владеют самыми разными методами работы с деревом, в том числе наследием древних зодчих.

Хорошо ли быть памятником?

В отдалённой глухомани Мезенского района Архангельской области доживают свой век многие старинные поморские деревни. Среди них немало таких, где памятником мог бы оказаться буквально каждый дом. Мезенское отделение Архангельского регионального отделения Русского географического общества провело обследование территории Мезенского и Лешуконского районов Поморья и обнаружило, как и ожидалось, немало объектов в крайне плачевном виде. Среди них оказались и такие, что уже давно признаны памятниками регионального значения — об этом ещё можно прочесть на давно облезших табличках. За некоторыми ещё ухаживают местные жители.

В деревне Черсова церковь Кирика и Улиты погибла бы, если бы не жители, которые сумели найти деньги, собрали бригаду и отремонтировали окна и крышу. Оставалось только восстановить звонницу, и консервация церкви была бы завершена. Как вдруг на здании появилась новая табличка, а у памятника — статус регионального значения. И без особого разрешения вести здесь работы стало нельзя. Точно так же в деревне Мосеево специалистов заинтересовали два объекта: баня Мишуковой и амбар XIX столетия. Селяне готовы восстановить их своими силами, но на это нет законного основания.

Елена Шатковская, директор национального парка "Кенозерский": "Сохранение наследия — это такая очень тонкая сфера. Чтобы этим заниматься, нужно не только знание законов — нужна живая душа, уважение, особое творческое отношение к теме. Сейчас у нас инспекция по охране памятников — это карательные органы! А ведь они могли бы помочь тем людям, которые хотят сохранить наследие. Для того чтобы провести хоть какой-то ремонт, им нужно пройти семь кругов ада. Разработать документацию, причём её должны разрабатывать только лицензированные фирмы. Пройти историко-культурную экспертизу. Найти подрядчика, который тоже имеет лицензию. То есть сейчас лучше всего, чтобы объект не признавали памятником! С ним тогда хоть что-то можно делать, есть шансы его сохранить".

Перевезти, чтобы спасти

Северные деревни одна за другой уходят с карты страны. Эти утраты — горький, но закономерный процесс. Венчавшие умершую деревню храм или часовня остаются без заботы. Они беззащитны перед вандалами, поджогами, стихией и временем. Немалая часть таких памятников уже заняла свои места в музеях-заповедниках, наиболее известные из них на Русском Севере — Кижи и Малые Корелы, в Сибири — Тальцы под Иркутском. Перед тем как поменять "место жительства", эти памятники были тщательно изучены, у них пометили каждое бревно, каждую деталь, были заменены утраты. Строения спасены от гибели, но за это заплачено потерей их связи с "родным" ландшафтом, рукотворным украшением которого они были, ведь древние зодчие не просто так выбирали места для своих детищ. Но вывоз святыни — это самый крайний шаг.

Елена Шатковская, директор национального парка "Кенозерский": "Если деревня жилая, в ней могут быть люди, для которых это не просто памятник — это неотъемлемая часть их жизни. Я знаю массу таких примеров. Вот такая история: из села Мамонов Остров ещё до того, как образовался наш нацпарк, вывезли часовню Ильи Пророка в музей Малые Корелы. А тот дед, который её хранил, умер. Он этого не пережил. Часовенная культура — это вообще очень человечная культура. Для них они живые абсолютно. И эта часовня стояла там на берегу — маленькая, гордая, без неё ландшафт осиротел. А в музее её собрали заново в совершенно другом ландшафте, среди тонких осинок. И она — уже мёртвая. Ей там плохо, хоть её и сохранили".

Кенозерский национальный парк, созданный в 1991 году, стал спасением для десятков деревянных храмов и часовен, для старинных поморских деревень. Это наследие берегут там как зеницу ока, вкладывая силы лучших специалистов. Национальный парк превратился в оплот традиционного северного жизненного уклада, культуры, традиций, даже языка и фольклора. Но, к сожалению, этот пример — исключение, а не правило.

Что могут волонтёры?

Спасение деревянного зодчества Севера привлекает неравнодушных людей. Есть несколько волонтёрских проектов, в которых накоплен хороший опыт поиска таких объектов, противоаварийных работ — "скорой помощи" деревянным храмам и часовням. Из этих проектов наиболее известны отряды "Вереница" и "Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера". Задача волонтёров — остановить процессы разрушения, чтобы здания смогли дожить до работы профессиональных реставраторов. Работа начинается с поисков в различных архивах, от Министерства культуры, где имеются карточки на объекты деревянного зодчества, составлявшиеся в 80-х годах, до записей различных епархий. Когда экспедиция выезжает на место, немалую помощь оказывают местные жители. Они показывают памятники, которые иногда становятся настоящими открытиями. Например, храм Ильи Пророка 1710 года в Верхнетоемском районе Архангельской области, который забыли внести в какие-либо охранные списки.

Протоиерей Алексей Яковлев, руководитель волонтёрского проекта "Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера": «У нас есть два вида экспедиций – это разведки и экспедиции уже трудовые. Во время разведки мы проводим исследование всех храмов и часовен о которых узнаем, заключающееся и в фотофиксации, и в обмерах. Оценивается степень разрушения, утрат, сразу же намечаются какие-то первоочередные дела для спасения этого объекта. Определяется, какие нужны материалы, как их доставлять, каковы условия для проживания и быта волонтеров. А в экспедициях трудовых уже проводятся запланированные противоаварийные работы вместе с лицензированными организациями».

​

Иногда всего лишь укрепить покосившийся фасад, перекрыть двумя-тремя досками и куском рубероида протекающую кровлю означает спасти постройку от разрушения. Но как оказывается, работа волонтёрского отряда творит и другое важное дело.

Протоиерей Алексей Яковлев, руководитель волонтёрского проекта "Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера": «Если человек привык видеть с детства храм, который используется как клуб или склад, то он чаще всего и воспринимает его как клуб или склад, а не как святыню. Но когда в деревню приезжают люди за тысячи километров​ и по 16 часов в день работают в свое свободное время, за свои деньги, чтобы сохранить храм, приходит понимание, что это не просто клуб – а святыня, ради которой люди совершают маленький, но подвиг. И отношение меняется. И часто нам начинают помогать местные жители, и уже после отъезда добровольцев люди заботятся о своём храме, это становится для них так же важно, как и для нас».

Среди местных жителей встречаются иногда настоящие подвижники. В маленьком селе Ромашево в Тарногском районе Вологодской области, в 360 км от Вологды, восстанавливают деревянный храм Введения во храм Пресвятой Богородицы, построенный в 1767 году. К этому моменту от храма остались руины. Но местные жители решили во что бы то ни стало его спасти. Координирует реставрацию директор Ромашевской начальной школы — детского сада Александра Пешкова. Ей удалось найти самых профессиональных архитекторов, реставраторов, но мало того — собрать средства при помощи краудфандинга, организовать умельцев-односельчан, привлечь волонтёров. У проекта теперь есть сайт и группы в соцсетях. Так технологии XXI века помогают спасти храм века XVIII.

Николай Телегин, исследователь деревянного зодчества, краевед: "Сейчас Введенский храм уже и шатёр имеет, и крест на него подняли, и совсем непонятно, как это было сделано! В Ромашево стояла задача воссоздать храм таким, каким он был в XVIII веке, — это очень трудно! У Александры Пешковой вначале не было просто ничего. Но она смогла собрать деньги, найти волонтёров, плотников, ей бескорыстно помогали архитекторы, соседи, местные предприниматели. Случай этот редчайший, даже исключительный, но он показателен. Может быть, такие люди и есть душа России?"

Екатерина Головина