Картина С. М. Зейденберга "Ушкуйники. Новгородская вольница". Фото: https://ru.wikipedia.org
Господин Великий Новгород славился своей вольницей и богатством. Репутацию требовалось поддерживать, и местные купцы отправлялись на все четыре стороны света в поисках новых товаров и рынков сбыта. Так они и добрались до Каменного пояса, а там и дальше, вплоть до Арктики.
За нетипичной валютой
В 2020 году в ходе раскопок археологического памятника «Нгарка-Едетаяха — 2» на полуострове Ямал исследователи нашли помимо прочего два ключа от сундуков новгородского производства, датируемых первой половиной XII века. Конечно, нет никаких гарантий, что именитые купцы завезли их туда лично. Однако факт, что где-то между Предуральем и Зауральем они встречались на торжищах с местными жителями, весьма вероятен. Есть и другие подтверждения тому, что неуемные торговцы добирались до Югры — так в Средневековье называли земли за Северным Уралом и населяющие их народы.
В летописи «Повесть временных лет» упоминается рассказ новгородца Гюряты Роговича, помеченный 1096 годом (ученые-текстологи, правда, полагают, что на самом деле речь о событиях 1110 года). Сам Гюрята, по всей видимости, занимал в начале XII века должность посадника, обязанности и возможности которого были куда как широки: контролировать княжескую власть, руководить посадским войском, следить за правопорядком, заниматься судом и подписанием дипломатических договоров.
Один из ключей новгородского производства. Фото: Научный центр изучения Арктики, https://arctic.yanao.ru, https://creativecommons.org/licenses/by-sa/4.0/.
«Послал я отрока своего в Печору, к людям, которые дань дают Новгороду. И пришел отрок мой к ним, а оттуда пошел в Югру. Югра же — это люди, а язык их непонятен, и соседят с Самоядью в северных странах. Югра же сказала отроку моему: "Дивное мы нашли чудо, о котором не слыхали раньше, а началось это еще три года назад; есть горы, заходят они к заливу морскому, высота у них как до неба, и в горах тех стоит клик великий и говор, и секут гору, стремясь высечься из нее; и в горе той просечено оконце малое, и оттуда говорят, но не понять языка их, но показывают на железо и машут руками, прося железа; и если кто даст им нож ли или секиру, они взамен дают меха. Путь же до тех гор непроходим из-за пропастей, снега и леса, потому и не всегда доходим до них; идет он и дальше на север"».
«Повесть временных лет»
В более поздних списках Радзивилловской летописи даже есть миниатюра, иллюстрирующая этот загадочный бартер через прорубленное в скале «малое оконце» — правда, на ней вместо мехов на топор меняют некий напиток в кубке. Сюжет достаточно сомнительный, как и некоторые описания коренных народов. Чего стоит только «словесный портрет» ненцев, которых тогда называли самоядью: «По пуп люди там мохнаты до долу, а от пупа вверх — как и прочие человеци… живут в земле… ходят по подземелью… день да нощь со огни…» Однако фрагмент позволяет с определенной степенью уверенности утверждать, что новгородские купцы имели контакты с этим народом, как и с другими племенами, населяющими Урал.
Трудности пути их не останавливали, ведь оттуда можно было привезти мех, в котором новгородцы в то время нуждались прямо-таки отчаянно. Дело в том, что к XI–XII векам шустрый Новгород наладил стабильные торговые отношения с Западом: Любеком, Готландом, Данией, Швецией. Киеву это пришлось не по нраву, и, чтобы наказать самовольных новгородцев, он отрезал город от южных товаропотоков. Плюс ко всему к этому моменту на Русь перестало поступать арабское серебро, из которого чеканили монету при княжеских дворах. Мех же служил универсальным товаром, который всегда можно было обменять на серебро на европейских рынках. Некоторые исследователи даже полагают, что название одной из древнерусских денежных единиц — куны — произошло от слова «куница», мех которой наряду с белкой, горностаем и соболем пользовался огромным спросом.
Языковой барьер ловким средневековым дельцам был не помеха. В те времена нередко практиковалась так называемая немая торговля: купцы просто оставляли в определенном месте товары (например, изделия из железа, в которых у жителей Полярного Урала была большая нужда) и уходили. Через некоторое время возвращались и находили уже другие товары, оставленные на обмен: мех или рыбий зуб, который тоже считался величайшей ценностью.
Рыбьим зубом называли моржовые клыки — в Средние века зоологической классификации не существовало, и все обитатели моря считались рыбами. На Троицком раскопе в Новгороде археологи обнаружили камень, где некий доморощенный художник выцарапал схематическое изображение чудо-рыб — видимо, хотел показать близким, как именно они выглядели. Моржовый клык, не уступающий по свойствам бивням мамонта и слона, пользовался огромным спросом. В Новгороде обнаружили самую крупную на территории Европы коллекцию средневековых изделий из этого материала — пуговицы, бусы, гребни, игральные кости и фишки, рукояти ножей. Приятные на ощупь, напоминающие мрамор по текстуре, они, по всей видимости, были весьма статусными предметами.
Непростые отношения
Торговлей дело не ограничивалось. Уже по рассказу Гюряты очевидно, что новгородцы успели обложить местные народы данью, которую тоже брали мехом. Коренные жители были от такого положения дел не в восторге, тем более что со временем с теми же притязаниями к ним стали приходить также суздальцы и булгары, тоже стремившиеся заявить свои права на богатые ресурсами уральские территории. Между конкурирующими партиями то и дело происходили вооруженные столкновения, да и сами данники время от времени бунтовали.
Уплата дани пушниной. Фото: https://ru.wikipedia.org
Все это делало путешествие в Югру еще более опасным предприятием, что наглядно доказывает история воеводы Ядрея. В 1193 году он отправился в поход на югорские «города», как называли тогда укрепленные поселения. Первый взял с наскока, захватил добычу и, воодушевившись, отправился дальше. Под вторым, однако, вышла заминка: войско завязло там на пять-шесть недель, в ходе которых велись затяжные переговоры с жителями поселения. Те тянули время, уверяя, что собирают дань, но на самом деле потихоньку подтягивали соплеменников — видимо, плотно осадить «город» по всем правилам у Ядрея не вышло.
Закончилось все это для воеводы плачевно: югорцы заманили его внутрь с 30 соратниками и убили, а после этого совершили вылазку и порешили большую часть войска. И здесь появляются намеки на то, что дело было не только в хитроумии самих югорцев, но и в предательстве одного из новгородцев — некоего Савки.
«И по сих рече Савка князю Югорскому: аще княже, не убиешь еще Яковца Прокшиница… то тому ти, княже, опять привести вои семо, и землю твою пусту сотворит» («Если, князь, не убьёшь еще Яковца Прокшинича… то он тебе, князь, опять приведет сюда войско, и землю твою опустошит» — Прим. Ред.). И призвавши князь Яковца Прокшиница, и повел его убити. И рече Яковець Савици: «брате, судит ти богъ и святая Софея, аще еси подумал на кровь братьи своеи; и станеши с нами пред богом и отвещаеши за кровь нашю». И то ему рекъшю, убиен бысть».
Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов
Судя по реакции Яковца, Савка был одним из новгородских воинов. При этом в летописи указывается, что он «переветы держаше отаи с князем югорским», то есть тайно с ним советовался. Вполне возможно, что изменник был засланным казачком от одной из новгородских торговых клик. Во всяком случае, когда чудом выжившие 80 воинов с трудом и лишениями («и бе туга и беда остатку живых») добрались до родных пенатов, трое знатных горожан были убиты. Еще нескольким пришлось заплатить немалый выкуп. То есть дело не ограничивалось противостоянием с Суздалем и Булгарией, имел место конфликт интересов и между самими новгородцами.
В подобной неспокойной обстановке требовалась надежная охрана. Неудивительно, что в Новгороде появились отряды вооруженных молодчиков, по поводу которых один из купцов писал другому: «А если хочешь добраться спокойно к нам по реке, и свой товар сберечь, прежде договорись с ушкуйниками, иначе весь груз потеряешь, а с ним и живот свой». Впрочем, новгородцам зачастую защита требовалась от самих ушкуйников, которые наводили страх и на тех же купцов, и на целые поселения.
Города новгородских «викингов»
Само слово «ушкуйник» происходит от «ушкуй» — названия парусно-гребного судна длиной 12–14 м вместимостью около 30 человек. Крупный по тем временам, с большой грузоподъемностью, маленькой осадкой и высокой скоростью, ушкуй идеально подходил для путешествия по рекам, в том числе и северным. Тактика и стратегия набегов этих отрядов была сродни действиям викингов: быстрое внезапное нападение и столь же стремительный отход с добычей. Впрочем, при случае они вполне могли прийти как торговцы, что также роднит их с «варяжскими гостями».
К ватагам ушкуйников могли присоединиться все желающие — вне зависимости от происхождения и социального статуса. Однако требования к кандидатам предъявлялись серьезные: те должны были быть сильными, выносливыми, владеть оружием и навыками верховой езды, уметь плавать и грести веслами. Финансировали же их зачастую боярские семьи и богатые купцы, они же назначали опытных и умелых «ватаманов», которые уже сами подбирали себе команду. Отряды лихих молодчиков охраняли купеческие фактории, но могли и «взять подряд» на разграбление чужих опорных пунктов или судов. Без пиратских набегов дело тоже не обходилось.
Именно ушкуйники зачастую разведывали новые земли. Одним из направлений их походов был северо-восток — «за Камень», то есть за Урал. Туда вело несколько путей. Можно было по реке Вологде дойти до Сухони и Северной Двины, от них до Пинеги, волоком добраться до реки Кулай, ведущей прямиком к Белому морю, по которому идти до Мезени и дальше, от реки к реке, вплоть до Северной Сосьвы, а там до Оби. Были еще Черезкаменный и Чердынский пути, благо рек на пути к Уралу и за ним предостаточно.
Лицевой летописный свод. Ушкуйники набегом захватывают город. Фото: https://ru.wikipedia.org
Постоянно мотаться на такие дальние расстояния утомительно, поэтому ушкуйники начали создавать свои поселения, некоторые из которых со временем вырастали в города, а одно и вовсе стало вечевой республикой.
«По известию упомянутого летописца, колонисты поплыли на судах по Волге, дошли до Камы, там поставили городок и намеревались здесь оставаться. Но тут услышали они, что далее на восток живут вотяки в земле привольной, богатой и укрытой лесами. На Каме жить было небезопасно, потому что большая река — большой путь; на них станут нападать то те, то другие; притом и новгородцы знают этот путь и станут требовать подчинения. Часть колонистов осталась в новопостроенном городке, другая отправилась далее по Каме. Они вошли в реку Чепец… Они взяли Болванский городок; множество вотяков было побито, остальные разбежались: русские построили здесь церковь Бориса и Глеба и назвали городок Никулицын.
Те, которые остались прежде на Каме, узнали, что их братья нашли себе лучше приют, бросили свой городок и поплыли по Каме, а потом по реке Вятке. Они напали на черемисский городок Каршаров. <…> Завоевавши Каршаров, новгородцы переименовали его в Котельнич и послали партии разведывать: нельзя ли чего еще завоевать. Между тем и те, что утвердились в Болванском городке, послали партии на провед: какие есть подалее земли; хотелось им найти удобное место, где бы построить еще город. При устье реки Хлыновицы, на высокой горе, место им понравилось, и они заложили город и назвали его Хлынов — это нынешняя Вятка».
Николай Костомаров «Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада»
В вятских летописях основание города датируется 1199 годом — правда, полной уверенности в достоверности этих сведений у ученых нет. Вятка оставалась самоуправляемой территорией вплоть до конца XV века, когда вошла в состав Русского государства.
Так или иначе в период с XI по XV век новгородцы последовательно осваивали новые земли, заявляя на них права. В договорной грамоте Новгорода с тверским князем Ярославом Ярославичем, датируемой 1264 годом, встречается весьма впечатляющее перечисление местностей, наглядно демонстрирующее достижения Господина Великого Новгорода: «А се волости Новгородьскые: Бежиче, Городець, Мелечя, Шипино, Егна, Вологда, Заволоцье, Колоперемь, Тре, Перемь, Югра, Печера». Со временем они еще больше расширились, а там перестали быть новгородскими, став просто русскими.
Ольга Ладыгина