Владимир Разумовский (крайний слева) с коллегами на открытии XI съезда Русского географического общества. Архангельск, 2000 год Фото из личного архива Владимира Разумовского
18 августа мы отпразднуем День географа, а на следующий день отметит свое 86-летие доктор географических наук, профессор Владимир РАЗУМОВСКИЙ. Несмотря на почтенный возраст, Владимир Михайлович каждый день проходит несколько тысяч шагов пешком до Санкт-Петербургского государственного экономического университета (СПбГЭУ), где заведует кафедрой региональной экономики и природопользования. География научных интересов Владимира Михайловича обширна: Арктика, Сибирь, Дальний Восток, Балтийское и полярные моря и, разумеется, его родной Санкт-Петербург. Для многих своих коллег Разумовский — это своего рода живой мост, связывающий поколения российских географов. Данный материал — продолжение серии интервью с членами Совета старейшин РГО в преддверии 180-летия Русского географического общества.
Владимир Михайлович Разумовский родился 19 августа 1939 года в Ленинграде. Окончил географический факультет Ленинградского государственного университета (ЛГУ). В 1963–1981 годы работал в геологических и проектных организациях. В 1979 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Географические аспекты рекультивации открытых разработок». В 1981–1984 годы работал в Научно-исследовательском институте географии ЛГУ. С 1984 по 1991 год — доцент Ленинградского государственного финансово-экономического института имени Н. А. Вознесенского. С 1991 года — доцент, затем профессор Санкт-Петербургского государственного университета. В 1994 году защитил докторскую диссертацию на тему «Эколого-экономические основы территориальной организации производства». В том же году стал профессором, а затем возглавил кафедру региональной экономики и природопользования в СПбГЭУ.
Автор более 200 научных работ, в том числе пяти монографий.
Отмечен Академией наук СССР дипломом за выдающиеся научные труды в области географических наук. В 1992 году награжден Русским географическим обществом Золотой медалью им. П. П. Семенова-Тян-Шанского, а в 2024 году — Большой золотой медалью РГО.
Большую золотую медаль Русского географического общества Владимиру Разумовскому (слева) вручают Первый Вице-президент РГО Николай Касимов и Первый заместитель Исполнительного директора РГО Илья Гуров. Фото: Татьяна Николаева/пресс-служба РГО
Заслуженный географ России. Почетный работник высшего образования РФ. Вице-президент Русского географического общества (до 2020 года, в 2005–2010 годы — Первый Вице-президент РГО). Сопредседатель Комиссии РГО по территориальной организации и планированию. Член Президиума Ученого совета РГО. Почетный член Географического общества Франции.
Член Совета по фундаментальным проблемам географии Международной ассоциации Академий наук. Действительный член Российской экологической академии. Научный руководитель Научно-образовательного центра эколого-экономических исследований Арктики СПбГЭУ.
Двойная романтика
— Владимир Михайлович, как вы пришли в географию?
— Географию я любил с самого детства. Я обожал карты. Когда мне было лет шесть или семь, мне в руки попал какой-то обрывок карты с Балтийским морем. Помню, что на этом фрагменте был Стокгольм. А надо сказать, что тогда, после войны, географические карты были большим дефицитом. Но мне повезло: у моего дяди скопилось большое количество различных географических карт, которые он мне с легкой душой отдал.
Я любил географию, но мечтал стать летчиком, причем непременно морским, так как мой отец был флотским офицером. И после школы я даже поступал в Военно-морское авиационное училище в Лебяжьем, где готовили морских летчиков. Прошел успешно медицинскую комиссию, а это уже было почти стопроцентное поступление, но некстати подхватил воспаление легких. На ближайшие два года можно было забыть об авиации, и я пошел работать судосборщиком на судостроительный завод.
Гранит географической науки. Фото из личного архива Владимира Разумовского
Однажды знакомый рассказал о географическом факультете Ленинградского госуниверситета. Я, конечно, имел общее представление, чему там учат. Но когда сам пришел на факультет, увидел огромное разнообразие направлений: гидрология суши, геоморфология, океанология и т. д. — и решил стать океанологом. Но вскоре изменил свое намерение. На первом курсе у нас лекции по общей геологии читал известный геолог, профессор Георгий Сергеевич Поршняков — интереснейший человек и замечательный лектор. Сами лекции и образ ученого произвели на меня такое впечатление, что я перевелся на геоморфологию, которая и стала моей дипломной специальностью. По окончании университета я попал по распределению в Пятое геологическое управление.
— Следует напомнить, что в 60-е годы профессия геолога имела абсолютно романтический ореол…
— Естественно! А геоморфология находилась на стыке с геологией. Мы работали главным образом в Центральной России: Вологодской, Новгородской, Калининской (нынешней Тверской) областях. А кроме геологической съемки, мы занимались составлением материала для Генштаба ВС СССР. Двойная романтика, можно сказать.
— Чем именно вы занимались?
— Это была комплексная оценка территории — нужно было понять возможности для прохождения военной техники, обеспечения продовольствием и водоснабжением войсковых соединений и т. п. Кому-то из коллег это было неинтересно, а мне неожиданно такая работа очень понравилась. Но был один недостаток: садишься на район и три года работаешь на одном месте. Мне же очень хотелось ездить по всему Союзу, а может быть, даже за границу. Как только возможность представилась, я перешел на работу в институт Гипроцемент, в горный отдел, где мне обещали большое количество командировок. И вскоре уже я ездил практически по всей нашей большой стране.
— Проектирование цементных заводов для человека, который когда-то мечтал стать летчиком, — это правда увлекательно?
— В целом отдел занимался проектированием горнодобывающих предприятий для цементной промышленности. Но был такой интересный аспект для географа, как, например, рекультивация открытых разработок. Мы были, пожалуй, первыми, кто составлял проекты в этой области
Полевая работа. Фото из личного архива Владимира Разумовского
— Учитывая, что ранее человек с природой «боролся» и «покорял» ее, это был своего рода ментальный прорыв.
— Совершенно верно. На рубеже 60–70-х годов слово «рекультивация» только-только появилось в научном лексиконе. Вот я этим делом и занялся. К тому времени появилась необходимость в экологическом обосновании проектов. Гипроцемент был, вообще, институтом проектным и научно-исследовательским одновременно. И вот именно тогда параллельно с проектными работами я стал заниматься и научными исследованиями экологического характера.
Гумилев и страусы
— У процесса рекультивации есть, скажем так, бытовое значение и есть научное. В чем разница?
— Вообще, рекультивация — это конструирование природно-техногенного ландшафта на так называемых нарушенных землях, возвращение ландшафта в хозяйственное использование. Был забавный эпизод на защите моей кандидатской диссертации. Как я уже отметил, практика рекультивации промышленных объектов в те годы только начиналась. Перед глазами были в основном негативные примеры. Меня же спросили о положительном опыте рекультивации, и я рассказал об одном из них.
Опыт был довольно своеобразный. Неподалеку от города Никополя на Украине находится марганцево-рудный бассейн. Директором тамошнего горно-обогатительного комбината был очень разворотистый человек, я даже помню его фамилию — Середа. Он столкнулся с кадровой проблемой: люди уезжали из-за ухудшения экологической обстановки — и стал проводить рекультивацию, как он ее понимал. Человек был с размахом. На рекультивированных землях он создал зеленую зону отдыха с экзотическими растениями. На валюту купил страусов и даже пятнистых оленей. В выработанных карьерах устроил водоемы с принудительным водообменом. Все это существенно улучшило экологическую обстановку в районе комбината. И вот я об этом рассказал на своей защите. А одним из членов диссертационного совета был Лев Николаевич Гумилев. Он поднимается и говорит: «Понимаете, "рекультивация" — это дословно восстановление того, что было. А разве страус когда-то жил в марганцево-рудном бассейне?»
— Вопрос по существу. И как вы выкрутились?
— Я ответил, что семантическая основа термина была со временем изменена. Конечно, восстановить то, что было изначально, невозможно, разве что Господь Бог может это сделать. Речь же идет о возвращении ландшафта в хозяйственное использование. Лев Николаевич в перерыве ко мне подошел, взял меня за руки и сказал: «Владимир Михайлович, я голосую за вас!»
Лев Гумилёв в 80-е годы. Фото: Научный архив РГО
— А Гумилев тогда уже был знаменитостью?
— К тому времени он стал, скажем так, фигурой, популярной в просвещенной среде. Помню, как я читал лекции на вечернем отделении ЛГУ. У меня в аудитории сидели несколько полусонных вечерников. А за стенкой Лев Николаевич рассказывал об этногенезе, и там народу было битком. В те годы, начале-середине 80-х, люди говорили: «Я вчера был на лекции Гумилева». Звучало очень солидно.
Рекультивация на самом деле. Восстановление отвалов, образовавшихся в результате открытой разработки полезных ископаемых. Фото: https://ru.wikipedia.org
Географов нужно слушать
— В ваших научных работах прослеживается эволюция: от решения сугубо локальной эколого-технической задачи (рекультивации) к более широкой и комплексной — организации пространства.
— У меня все-таки географическое образование, а это дает человеку пространственное мышление. Я понимал, что рекультивация территории какого-то отдельного предприятия, открытых разработок — это в основном мероприятие локального характера. Экологизация хозяйственной деятельности этим не заканчивается, являясь частью более масштабной задачи в контексте пространственного планирования.
Пространственное планирование, как и стратегическое планирование, начиналось еще в дореволюционной России. Тот же знаменитый план ГОЭЛРО был назван так в советское время, но по существу, как идея, формировался еще до революции. В 1920-е годы этим занимались академики А. П. Александров, А. Е. Ферсман и довольно большая группа крупных географов, геологов, экономистов.
— Несколько позже было создано суперведомство Госплан, которое также занималось территориальным планированием. Географы были там востребованы?
— Госплан был мощным инструментом планирования экономической деятельности, и географы играли довольно заметную роль в этой работе. Вместе с тем существовала некая географическая, я бы сказал, ущербность. Мы знали, что мы очень многое можем. Но, к сожалению, те, кто принимал решение относительно нашего участия, об этом не ведали. Географам, разумеется, было досадно.
Укрепление Светлогорской береговой линии, подвергающейся вымыванию. Фото: Маргарита Шохова, участник конкурса РГО «Самая красивая страна»
— Можно ли сказать, что известные диспропорции в развитии экономики и регионов в советское время, приведшие, в частности, к экологическим проблемам, происходили именно из-за того, что географов слушали недостаточно внимательно?
— Видите ли, один из классиков экономического районирования Н. Н. Колосовский еще в 30-е годы ХХ века говорил о необходимости третьего вида районирования, помимо двух классических — физико-географического и экономического. Этот третий вид должен включать воздействие человека на окружающую среду, то есть техногенез. Спустя десятилетие об этом уже стали писать. Скажем, экономико-географ Ю. Г. Саушкин предложил природно-хозяйственное районирование. На эту тему был целый ряд других работ.
Другое дело, что мало что из этого научного наследия было реализовано. Может быть, потому что концепции оставались теоретическими, не было серьезных методик для их внедрения.
— А так называемые моногорода, представляющие собой по сути поселения при заводе, довольно уродливое явление с социальной и, как правило, с экологической точек зрения — это тоже результат того, что географов не услышали?
— Думаю, дело здесь в том, что промышленное развитие происходило главным образом за счет развития сырьевой и энергетической базы. Например, шло освоение крупного месторождения, вокруг него появлялся поселок, затем город. А разработка месторождений в плане комплексообразования не обладает достаточными мультипликативными свойствами. Вот поэтому и появлялись моногорода. В сущности, это была начальная стадия развития нормального города. Моногород со временем должен был обрастать другими отраслями экономики, расширять свои функции. Агломерационный эффект проявляется обычно не сразу. Позже моногорода стали бы нормальными городами с достаточно дифференцированной социально-экономической структурой.
Ландшафт всему основа
— Вы сказали, что идеям географов в свое время не уделялось должного внимания. А если представить, что географов бы внимательно слушали, — что изменилось бы?
— Если бы географов слушали с самого начала, то в природопользовании преобладал бы не сугубо экономический, а эколого-экономический подход. Экологическая составляющая этого подхода заключается прежде всего в изменении представлений об объекте природопользования, в качестве которого должен рассматриваться не отдельный ресурс, а ландшафт, то есть природно-территориальный комплекс, компонентом которого этот ресурс является. В ландшафте все компоненты, как известно, взаимосвязаны между собой, и эксплуатация любого из них неизбежно изменяет состояние других, иногда не менее ценных, чем эксплуатируемый. Необходимо учитывать и средообразующую функцию природных ресурсов и ландшафтов в целом.
Я студентам привожу такой пример. Человек работает на гидравлическом прессе, всю смену дергает рукоять. Можно сказать, что эксплуатируется его рука. Так ли это? Ведь рука без остального тела работать не может. Значит, мы говорим об организме в целом.
То же самое в ландшафте. Вы эксплуатируете один компонент, но все остальные ландшафтные связи нарушаются. Это неправильно. Следовательно, объектом эксплуатации должен рассматриваться не отдельный ресурс или компонент, а ландшафт в целом. Поэтому систему природопользования надо перестраивать под ландшафтную основу.
Объектом эксплуатации следует считать не отдельный ресурс, а ландшафт в целом. Фото: Дмитрий Иванов, участник фотоконкурса РГО «Самая красивая страна»
— А как это может выглядеть в реальности?
Вот пример из моей практики еще из прошлого века. На Урале было огромное месторождение известняка Крылосовское в Свердловской области. Вырабатывая один ресурс — известняк, совершенно не учли другой — питьевой. Горизонт подземных вод, который использовался для питьевого снабжения, скачали, загрязнили взрывчатыми веществами и маслами. В итоге оставили без воды огромный район с городами Верхний Тагил, Невьянск плюс громадное количество сел.
— Но это же очевидно грубая ошибка, если не сказать энергичнее!
— Безусловно, это ошибка. И в основе ее — отсутствие ландшафтного подхода. В целом не рассматривалась связь между компонентами. Таких примеров можно привести довольно много.
В море становится тесно
— Еще одним направлением, которым вам довелось заниматься, было градостроительное планирование. Но в какой-то момент вы заинтересовались проблемой Балтийского моря. Почему?
— Да, сейчас меня интересует морское пространственное планирование. Дело в том, что в море становится тесновато. Морские акватории насыщаются различными функциями и соответствующими им объектами. Приходится применять методы пространственного планирования для морских акваторий.
— А что значит «тесновато» — кто-то кому-то мешает? Конкурируют рыбаки разных стран?
— Подобная конкуренция тоже, конечно, случается. Но это, я считаю, проблема политическая, а не научная. Ученых интересует, как «развязать» отношения между отраслями — например, рекреацией, рыболовством, транспортом, добычей полезных ископаемых, как их развести в пространстве, как сделать так, чтобы такая конкурентность не была бы конфликтной. Это очень интересная задача, тем более что если на суше ландшафты достаточно статичны, то в море наблюдается колоссальная динамика.
Проблемы водных пространств не менее, чем суши важны для географов. Фото из личного архива Владимира Разумовского
— Вы имеете в виду морские течения?
— Да все что угодно: течения, волнения, приливы, отливы. Бывало, пляж строили на одном участке побережья, а он через какое-то время оказался на другом.
— Кажется, подобное имело место в Светлогорске Калининградской области.
— И там, и на черноморском побережье.
Удивительные люди
— Как вы ощущаете связь с предыдущими поколениями географов?
— Мне здесь очень повезло, у меня были замечательные учителя, большие ученые и при этом довольно скромные люди. Своим главным учителем на кафедре геоморфологии в Ленинградском университете я считаю З. А. Сваричевскую. Удивительный человек! Ее характеризует один эпизод. Вот представьте: она заканчивает читать нам лекцию и тут же идет в другую аудиторию, где защищает докторскую диссертацию. Как бы между прочим. Зоя Александровна считала, что главное — это наука, исследование, а все остальное — ритуальные моменты.
Или вот профессор А. Г. Исаченко — почетный член Русского географического общества, награжденный Большой золотой медалью РГО за научные труды. Между прочим, ученик Л. С. Берга, который, в свою очередь, продолжал традицию школы В. В. Докучаева. Представляете, какая преемственность!
Анатолий Григорьевич ушел из жизни в 2018 году. Долгое время был главным редактором журнала «Известия Русского географического общества». Практически все его книги и статьи носят фундаментальный характер. Ему было за 90, когда он, полуслепой, писал актуальнейшие статьи, которые цитируются по сей день.
— Интересно, что среди больших ученых, в том числе географов, довольно много долгожителей, причем деятельных.
— Действительно, это так. Вот, например, М. А. Глазовская, знаменитый геохимик-ландшафтовед, почетный член РГО, заслуженный профессор МГУ имени М. В. Ломоносова. Мария Альфредовна не дожила всего два месяца до своего 105-летия. В 97 лет выпустила солидную монографию по геохимии. В Санкт-Петербурге работал известный экономико-географ, профессор А. В. Даринский. Ему было почти 90 лет, когда умерла его супруга, и он женился снова. Как-то встречаю его на улице: «Анатолий Викторович, вас можно поздравить?» «Да, вот женился…» — «Небось на молоденькой?» — «Ну где уж в мои-то годы! Конечно, немолода — 42…»
— Признайтесь, это анекдот!
— Чистая правда!
Владимир Докучаев. Фото: https://ru.wikipedia.org
— Владимир Михайлович, вам скоро 86, и я должен сделать комплимент: вы находитесь в прекрасной физической и интеллектуальной форме. Есть какой-то секрет?
— Откровенно говоря, в последнее время я нахожусь в растренированном состоянии. Времени на тренинг не хватало. И потом, я дважды перенес ковид. Думаю, я бы не выкарабкался, если бы до этого себя не привел в динамичное состояние. Я очень много хожу пешком. Это мое хобби, если угодно. Занимаюсь и гантельной гимнастикой.
— А интеллектуальная деятельность способствует физической бодрости?
— На сей счет мне трудно судить, поскольку, несмотря на врожденную ленивость, работа тем не менее всегда была и является частью моей повседневной жизни.
Географическая оболочка и ее объекты
— Какой вам видится географическая наука в обозримом будущем?
— Попытаюсь ответить в нескольких тезисах. Мне очень трудно прогнозировать, потому что я, например, слабо разбираюсь в возможностях искусственного интеллекта, а он, видимо, окажет свое влияние на научный поиск, в том числе и в географии.
Я заметил интересную тенденцию. Раньше люди нередко приходили в географию из других профессий и отраслей знания. Скажем, многие крупные географы были по первому образованию химиками, экономистами, физиками — кем угодно. А теперь география, наоборот, «снабжает» людьми другие отрасли. Вот мой внук, например, окончил географический факультет, кафедру картографии. Но он теперь чистой воды айтишник. И кафедра теперь называется не просто картографии, а еще и геоинформатики.
Развивается техника. Раньше мы считали, что вся конфигурация суши уже понятна, абсолютно все известно и никаких особых открытий на географической карте ждать не приходится. Теперь же с помощью небольших беспилотных летательных аппаратов мы фиксируем, например, появление небольших островков в Арктике.
Если в прошлые эпохи наша наука была связана с географическими открытиями, то сегодня в большей степени происходит развитие, углубление самого знания.
Только в 2019 году в Арктике были открыты пять новых островов. Фото: Андрей Паршин, участник фотоконкурса РГО «Самая красивая страна»
— В каком направлении знание может развиваться?
— Меняется представление о том, что такое геосистема как объект географического исследования. Географическая оболочка в целом и ее пространственные элементы наполнены объектами и процессами разного происхождения — социогенными и природными. Это наполнение может различаться в зависимости от географических условий. Объекты и процессы могут быть в разных сочетаниях и по-разному взаимодействовать. При этом социогенные, техногенные объекты и процессы в современных исследованиях должны включаться в структуру ландшафтов, а природные — в структуру пространственных социально-экономических систем. Это требует соответствующего развития методологии и методики географических исследований, что и происходит в настоящее время.
Проще говоря, на мой взгляд, география так и останется наукой о географической оболочке, ее структуре, элементах структуры и процессах, в них происходящих. Но появятся новые методики и, наверное, трансформируется методология. Не исключаю, что мы увидим процесс интеграции географии и смежных с ней отраслей знания. География — это живая наука, чем она и прекрасна!
Айвар Валеев