Детские игры
Нарекая новорождённого, нужно было прежде всего отвести от него беду. Сберечь беспомощного ребёнка в условиях кочевой жизни, где грозят и болезни, и враги, и дикие звери, — задача не из лёгких. Чтобы не привлекать к малышу внимание злых духов, калмыки давали ему имя-оберег. Например, Му көвүн ("Плохой мальчик") или Хар манҗ ("Чёрный послушник"). Поскольку вторым именем шло отцовское, сочетания порой получались хуже всяких дразнилок: Шалвр Хулхачевич — "Штаны вора". Порой таким образом назывался целый род — например, Му чонос — "Плохие волки".
— Волк — это древний тотем всех монгольских народов. Говорят, что когда-то с небес спустился серый волк, повстречал на земле благородную лань, от них эти народы и пошли. Поэтому среди калмыков много родов, берущих своё начало непосредственно от этого хищника, — "Чёрные волки", "Большие волки", "Жёлтые волки", "Малые волки" и другие, — рассказывает кандидат филологических наук Евгений Бембеев. — Каждый калмыцкий род насчитывает девять поколений, в идеале нужно знать их всех. Конечно, сейчас уже мало кто на это способен, но семь своих прямых предков должен знать каждый калмык.
Поначалу ребёнок играл погремушками, сделанными из бараньих позвонков. Правда, были и более изящные варианты — например, из заячьих косточек. Младенец мог не только слушать их постукивание друг о друга, но и дёргать за верёвочку и перебирать мелкие "подвески". Чтобы ухватить самые маленькие, приходилось постараться, — чем не пальчиковые игры стародавних времён?
Традиционные калмыцкие головоломки требовали сметливости. Фото: Ольга Ладыгина
Стоило ребёнку чуть подрасти, наступало время других игр. Те же бараньи лодыжки, вываренные и тщательно очищенные, назывались шаһа ("альчики") и использовались самым разнообразным образом. Подвешенные на верёвку из конского волоса, проходящую через отверстия в трубчатой кости передней ноги овцы, они становились хитроумной головоломкой. Нужно было "пройти три перевала" — продеть альчики через петли таким образом, чтобы они все оказались рядышком. При этом учитывалась не только скорость, с которой ребёнок справлялся с задачей, но и эффективность решения. Чем меньше этапов он использовал, распутывая петли, тем больше похвал получал. Так с самого раннего возраста юный калмык тренировал логику и пространственное мышление. Было в распоряжении детей и множество других интеллектуальных игр самого разного толка — например, головоломка "туула" и подобные ей, где нужно было разобрать и собрать из разных частей определённую фигуру.
— Калмыки очень любили игру в шахматы, — говорит сотрудник музея "Уникальная Калмыкия" Евгений Карпенко. — Поле делалось из войлока, так что его было легко свернуть, да и весило оно немного. Сами фигуры вырезали из дерева или костей. Пешки были "баранами", слоны — "верблюдами", ладьи — "быками", король — "ханом". Из привычных нам наименований был только конь. Можно назвать и другие отличия. Например, пешка, дошедшая до противоположного края поля, могла стать любой фигурой, но не ферзём, а количество рокировок было строго ограничено.
Интеллектуальное развитие не должно отставать от физического. Альчики можно было использовать в самых разных играх, тренирующих скорость, ловкость, меткость. Например, выбивать их битой или щелчками, подбрасывать и ловить одной рукой или горстью, бегать с завязанными глазами между башен, выстроенных из альчиков и т.п.
Параллельно шли занятия с боевым оружием — луками, кинжалами, мечами. Уже к 10 годам маленький калмык, как правило, был способен при необходимости принять участие в боевых действиях. В 12 он считался взрослой, состоявшейся личностью. Чтобы получить право называться мужчиной, нужно было пройти испытание — на скаку убить волка ударом между глаз. Точность удара имела важное значение: прежде чем принять юношу в братство взрослых воинов, добычу внимательно осматривали и оценивали.
Современные калмыки предпочитают пасти скот на "железных конях", но по-прежнему играют в альчики и при случае могут убить волка. Фото: Константин Чалабов
Воспитание девочек было не менее, а то и более разносторонним. Их обучали всем тонкостям "женских" занятий — уже с пяти лет калмычки учились ставить юрту, готовить, шить и вышивать. Глядя на шапочку-камчатку, где по чёрному бархату вились расшитые золотой нитью и бисером узоры, можно было оценить мастерство девочки. Такие шапочки носили до 12 лет и делали их самостоятельно.
Рукоделием умения калмычек не ограничивались.
— Девочку непременно учили грамоте, — рассказывает Евгений Карпенко. — Она должна была знать основы законодательства, петь, танцевать и играть на музыкальных инструментах. А кроме того, уметь выживать в суровых кочевых условиях — пасти скот, ездить верхом, владеть оружием, при необходимости заменить мужчину не только в мирной жизни, но и в боевой ситуации.
До наших дней дошла слава Ану-хатун, которая сражалась вместе с мужем, стреляя из лука, пока не вывихнула большой палец, а потом организовала внезапную атаку, отвлекая противника, и ценой своей жизни дала возможность супругу — Галдан-Бошогту-хану и уцелевшей горстке воинов спастись.
Женская доля
Чтобы получить одну из таких умниц и красавиц в жёны, юноше надо было доказать, что он её достоин. Причём первый этап "тестирования" проходил непосредственно перед свадьбой.
— Калмык, претендовавший на невесту, должен был справиться с национальной головоломкой нәрн шинҗ, сначала сняв нанизанные на удлинённую "скобу" кольца, а потом — надев их назад, — продолжает Евгений Карпенко. — Если юноша терпел неудачу, ему отказывали. При этом он должен был компенсировать расходы со стороны невесты, подарив её семье осёдланного коня. Ведь проверка проходила уже на том этапе, когда почти все приготовления к свадьбе были завершены.
Но чаще всего проблем не возникало — калмыки знали эту головоломку с детства, затруднения мог испытать либо чужак, либо глупец. Да и чужак, если уж хотел непременно получить в жёны калмычку, мог загодя разобраться с игрушкой. Что касается глупца, такого брать в семью было накладно, с учётом суровости жизненных условий. Что на войне, что на охоте, что защищая стадо от волков — необходимо быстро принимать правильные решения, иначе не выжить.
Традиционное калмыцкое бракосочетание - не только праздник и религиозный ритуал, но и проверка жениха. Фото: Максим Аверин
Следующее "тестирование" проходило уже непосредственно на свадьбе, когда гости утоляли первый голод. Самый уважаемый из них, сидевший во главе стола, брал ребро, надевал на него позвонок с отходящими в стороны косточками и начинал проверять жениха на умение остроумно ответить.
— Как правило, он показывал на позвонок, спрашивая, что это, — раскрывает детали сотрудник Национального музея Калмыкии Мария Дорджиева. — Молодой поначалу отвечал кратко — например, "это лоб моего коня". Тогда старый уточнял, действительно ли так, и тут уж жениху надо было напрячь воображение и сказать что-нибудь вроде "ой, простите, это лоб моего коня, что может в три прыжка обскакать весь мир". Довольный старик отвечал: "Хороший у тебя конь, мне б такого", после чего указывал на отростки позвонка, повторяя свой вопрос. Их молодой мог назвать крыльями своего орла, способного долететь до солнца. Так продолжалось, пока беседа не коснётся каждой детали косточек. Только после этого от жениха отставали, уверившись, что он за словом в карман не полезет.
Следующая проверка уже была на силу и ловкость. Жениху подкладывали блюдо, на котором лежала баранья лопатка, которую ему надлежало обглодать. Очистив кость, молодой человек должен был сломать её пополам ударом среднего пальца, чтобы доказать, что будет достойным продолжателем рода. Бывало косточка оказывалась тонкой, тогда сложностей не возникало. Если же она была толстой, жених мог воспользоваться хитростью — отрезая мясо, осторожно процарапать её в нужном месте, чтобы облегчить себе задачу. Можно было, конечно, и уклониться от поедания лопатки, но чтобы избежать насмешек, старались обходиться без этого.
— Разглядывая обглоданную лопатку, обычно делали предсказания, — говорит Мария Дорджиева. — Глубокая и широкая выемка в основании кости обещала молодым множество детей. Продольный выступ был "верблюжьей тропой", одна часть лопатки — "бараньим базом", другая — "лошадиным базом". В зависимости от их вида, ширины и толщины предугадывали, сколько скота сможет нажить семья. Глядя на просвет, решали, снежная ли зима грядёт — если кость оказывалась прозрачной, то нет, чем толще она была, тем больше снега предрекала.
Женщины у калмыков пользовались уважением. Даже знатный мужчина должен был подать руку женщине, собирающейся сойти коня, причём её статус роли не играл, она могла происходить из самой простой семьи. Законодательный документ ойратов (именно из этого народа вышли калмыки) — Степное уложение — даже давал женщине возможность развестись. Конечно, только по серьёзной причине — например, из-за жестокости мужа. Но и получала бывшая жена не только свободу. Ей полагалась компенсация в зависимости от ущерба, который она понесла.
Калмычки славились своими умениями. Фото: Татьяна Шуликова
Нередко, будучи вынужденной осесть в непривычном для себя месте, например в городе, калмыцкая семья выживала за счёт мастерства женщин. Все они были умелыми швеями и вышивальщицами, владеющими специфическими навыками. Например, умение работать с шёлком — одежду из этой ткани надевали под доспехи. Во-первых, материал обладал антисептическими свойствами. Во-вторых, благодаря своей прочности в случае ранения входил в тело вместе с остриём стрелы или копья. В результате удавалось уменьшить кровопотерю, а инородное тело было легче извлечь.
Верхнюю одежду шили из самых разных тканей, но неизменно украшали её вышивкой. В зависимости от узора и цвета окружающие сразу видели, из какого рода происходит человек и каков его социальный статус. Именно поэтому носить чужую одежду считалось очень зазорным, она служила своего рода документом, не хуже, чем коту Матроскину — усы, лапы и хвост. Если же по какой-то причине возникала необходимость надеть не своё, калмык всю дорогу был обязан плеваться и громко всех оповещать: "Это не моя одежда!"
— Считалось, что волосы — средоточие силы человека, так что ходить простоволосым было нельзя, — рассказывает Евгений Карпенко. — Незамужние девушки носили одну косу, замужние женщины — две косы, которые перекидывались на грудь. В левой, по поверью, была сосредоточена сила мужа, в правой — самой калмычки. Таким образом женщина объединяла в себе мощь всего рода. Шапочка тоже состояла из двух частей — на одной половине была "закодирована" история рода мужа, на другой — её собственного. Каждая деталь орнамента была так или иначе связана с родовыми корнями.
Некоторые женщины решали, что семейный очаг не для них, и уделяли особое внимание боевым искусствам. Такие позже принимали участие в битвах или охраняли знатных людей. Причём женщин считали даже более безжалостными, чем мужчин, если последних имело смысл молить о пощаде, первых — нет.
Калмыцкие воины были грозной силой. Фото: Баир Боваев
Путь воина
В XVI веке калмыцкая армия была весьма грозной и хорошо подготовленной, превосходя многие другие. В 1608 году посольство к Василию Шуйскому отправил Хо-Орлюк. В 1654 году тайша Дайчин и его сын Мончак обратились к русскому царю Алексею Михайловичу с просьбой выделить им земли, и государь сразу понял, какие перспективы открывает такое сотрудничество. Он передал калмыкам под руку просторные степи рядом с Кавказом, позволив кочевать по берегам рек Волги и Ахтубы. Так России была обеспечена надёжная защита по южным границам, а тайша возвысился и вскоре получил титул хана. Впрочем, он не принял ханский титул, это сделал уже его сын Аюка, который принял титул от далай-ламы.
Переговоры между двумя правителями велись на высшем уровне — у русских царей были не только толмачи, способные переводить с калмыцкого на русский, но и целый посольский приказ.
— В XVII–XVIII веках калмыцкий язык был своего рода "лингва франка" всего ареала, на нём говорили все окрестные народы, — рассуждает кандидат филологических наук Евгений Бембеев. — У монгольских народов собственная письменность возникла в XIII веке во времена Чингисхана: один из его приближённых создал её на основе уйгурского письма. Если древние уйгуры писали горизонтально, то письменность у монголов стала вертикальной — тенгрианцы поклонялись Небу, поэтому и письмо шло от неба к земле.
До середины XVII века эту письменность использовали все монгольские народы, позже ойраты обособились. Тогда и появился буддийский монах Зая Пандита, который стал для калмыков своего рода Кириллом и Мефодием: именно он разработал "ясное", или "небесное", письмо, тодо-бичиг. Сейчас эта письменность почти утрачена, её приходится восстанавливать по архивным документам времён Алексея Михайловича и Петра I.
— Больше всего калмыцких дел хранится в Санкт-Петербурге, в Институте востоковедения, Азиатском музее и т.п. Есть они и за рубежом — в Дрездене, Мюнхене, Китае, очень много находится в Монголии. Их можно обнаружить даже в Стамбуле — ойраты поддерживали дипломатические отношения с османским миром, — говорит Евгений Бембеев. — Сам принцип письма буквенный, алфавит состоит из 25 знаков, каждый из которых имеет в среднем три написания, поэтому по факту получается около 75. Впрочем, освоить их в любом случае проще, чем, скажем, иероглифику или арабскую вязь.
На тодо-бичег когда-то был написан калмыцкий эпос "Джангар", стоящий в одном ряду с такими знаменитыми эпосами, как финская "Калевала" или киргизский "Манас". Кстати, именно с калмыцким батыром Хонгором Манас и сражался.
Филолог Владимир Бембеев возвращает в Калмыкию культуру "ясного письма". Фото: Ольга Ладыгина
При всех успехах на дипломатическом поприще калмыки оставались прекрасными воинами. Каждая мелочь работала на успех в битве — даже конские волосы, которыми украшали навершия копий, играли свою роль. Во-первых, они помогали сбить с толку противника, не позволяя ему уследить за движениями острия. Во-вторых, давали возможность запутать его оружие — в прямом смысле слова.
Не гнушались ойраты и военной хитрости. По преданию, как-то им надо было взять польскую крепость Модлин, славившуюся своей неприступностью. После кровопролитных боёв войско отступило, оставив под стенами лишь трупы людей и коней. Когда ворота раскрылись и оттуда вышли защитники крепости убрать тела, в них полетели стрелы. Калмыки больше суток просидели в лошадиных тушах, ожидая этого момента.
Конечно, нельзя сказать, что народ жил одними битвами. Основой его благосостояния, как и у любых кочевников, было скотоводство.
— Наши предки подходили к выпасу в степи очень мудро, — отмечает специалист заповедника "Чёрные земли" Хонгор Манджиев. — У них в стадах было четыре вида животных: лошади, которые шли первыми и тебеневали, то есть раскапывали копытами снег, таким образом давая возможность остальным добраться до растений. Лошади скусывали только верхушки, поэтому прочим тоже было чем поживиться. Следующими шли коровы, они съедали среднюю часть растений, а также травы, которые не подходят лошадям. За ними наступал черёд овец, эти подметали оставшееся почти под самый корень. Последними были верблюды, подъедавшие то, что не могли съесть остальные, — например, верблюжью колючку. Весной на освобождённой от "степного войлока" земле вновь вырастали травы, и всё начиналось заново.
В наше время потомки прежних воинов предпочитают более мирные профессии. Но по-прежнему уделяют большое внимание развитию интеллекта и стараются дать своим детям самое лучшее образование.
Читайте также "Калмыкия. Земля тюльпанов и кочевников"
Ольга Ладыгина