Александр Формозов, "Альпийская галка". Фото: https://goskatalog.ru
13 февраля исполняется 125 лет со дня рождения натуралиста-зоолога Александра Формозова, известного не только научными достижениями, но и книгами. Иллюстрировал он их сам: еще одна специальность, в которой преуспел ученый, — художник-анималист. Так деятельно он проявлял главную любовь своей жизни — любовь к природе.
Юный натуралист
Отец Александра Формозова был страстным охотником и частенько брал сына с собой в лес. С 11 лет мальчик наблюдал за жизнью животных и птиц, аккуратно фиксируя свои первые открытия в дневниках. Записи в них сопровождались рисунками: Александр старательно изображал растения и зверей, о которых шла речь. В этом он старался подражать канадскому писателю-натуралисту Эрнесту Сетону-Томпсону, повести которого чрезвычайно его увлекали. Тот сам иллюстрировал свои рассказы, и первые пробы пера Формозова были именно копиями рисунков Сетона-Томпсона.
Отец также вложил свою лепту в тягу будущего ученого к писательству. Он публиковался в «Нижегородской земской газете» и газете «Волгарь», где описывал любопытные сюжеты из своего охотничьего опыта. Свою первую книгу «Шесть дней в лесах» Александр посвятил именно ему: «Первому учителю в охотничьих скитаниях по лесам и болотам, дорогому отцу и лучшему другу — Николаю Елпидифоровичу».
А. Н. Формозов. Фото: https://ru.wikipedia.org
Первые дневники Формозова также не пропали втуне. И в этой книге, и в последующих очерках он частично пользовался своими старыми наработками времен гимназической юности. По окончании Нижегородской мужской гимназии пошел получать высшее образование на химическом отделении Варшавского политехнического института. Переезжать для этого в Польшу не понадобилось — дело было в 1917–1918 годах, и в связи с военным временем институт был эвакуирован в Нижний Новгород.
Летом же Формозов устроился на подработку на брандвахте — корабле, патрулировавшем русло Северной Двины и Волги вверх от города. На время Гражданской войны обучение пришлось прервать — будущий ученый два года прослужил в Красной армии. Но потом он вновь принялся за науку, поступив на биологическое отделение Нижегородского университета. Этого ему показалось мало, и Александр продолжил образование в Московском университете, куда поступил на естественное отделение. В 1925 году окончил его и в 1926-м отправился в экспедицию, организованную Академией наук СССР, — поехал в Монголию как член зоологического отряда.
Путевые заметки
Впрочем, это была не первая его экспедиция. Колесить по стране Александр Формозов начал еще в студенческие годы, посетив в 1923 году окрестности Владикавказа, а в 1924–1925 годах добравшись до Дагестана. Путешествие в те края было делом непростым и опасным — высокогорные районы были труднодоступны и не слишком хорошо изучены, да и бандиты там встречались.
Вид на Гуниб. Фото: Светлана Ермакова, участник конкурса РГО «Самая красивая страна»
Биологи проделали серьезный маршрут, поднявшись из Гуниба почти к линии снегов у аулов Карда и Тлярат в 1924 году, а таже к отрогам Шахдага в 1925 году. Формозов отвечал за материалы, посвященные млекопитающим, и между делом открыл новый подвид водяной крысы. Во время путешествий он вел дневники и сочинял письма знакомым, рассказывая обо всем, что видел вокруг, с искренним восторгом.
«У нас около 200 птиц и 100 млекопитающих, штук 100 рептилий и амфибий. В эти цифры входит много экземпляров редких, ценных, дивно красивых, трудно добываемых. Рисунков сделал очень мало. Быть может, подгоню, как расквитаюсь со шкурками. Самочувствие мое, в общем, значительно лучше, чем при приезде сюда. В горах при самых диких условиях жизни я даже очень поправился, почувствовал себя бодрым и, покачиваясь в седле, по старой памяти от избытка счастья начал орать песни».
Из письма Александра Формозова к Наталии Дукельской
Записи молодой ученый вел очень живым языком, лихо сочетая доскональные описания окружающей среды с остроумными сравнениями: «Стенолаз гоняется за галками, видно, близко его гнездо, и сейчас же следует его песенка тюююю-тииии-ти-тюю (несколько напоминает один из напевов "Господи, помилуй")».
Путь приходилось прокладывать по неизведанным горам, «по надоблачным тропам, через снега, каменные осыпи, снежные обвалы и глетчеры, через цветники альпийских лугов и через непролазные темные буковые леса». Собирать коллекции тоже было весьма непросто: «Каждый пойманный зверек, каждая добытая птичка были результатом длительного ползанья по уступам, съезжания на всех четырех пятипалых конечностях в пропасти или бесконечного подъема от кутанов к границам снега».
29 августа собрались подниматься в самое высокогорное село России — Куруш. Накануне у Александра Формозова был сильнейший приступ малярии, но он понадеялся на эффективность лекарств и упрямо отправился в путь со своим товарищем, зоологом Владимиром Гептнером. Увы, добраться до цели им не удалось. Сначала стало плохо Формозову, который «так нехорошо себя почувствовал, что долго лежал под каменным забором. Володя тоже неважно себя чувствовал, держал повода лошадей и ругался, ибо животины, наголодавшиеся за день, яростно пожирали полынь». Вскоре приступ малярии случился и у Гептнера. Чтобы не потерять лошадей, они привязали их к собственным ногам, так что те, пока паслись, таскали за собой своих всадников с риском скинуть их с обрыва. К счастью, все обошлось, но визит в Куруш пришлось отложить, что чрезвычайно расстроило исследователей.
Владимир Гептнер. Фото: https://ru.wikipedia.org
Посетив Монголию в 1926 году, Александр Формозов решил, что научных статей недостаточно, чтобы рассказать об этой экспедиции: «Латинские названия в перечнях форм, цитаты, столбцы цифр — это ведь далеко не все, что хотелось сказать про широкую, привольную страну. Я принимаюсь тогда за книжку о самой Монголии… Кое-что извлекаю из книг, кое-что нахожу в дневниках… В них закладки — тушканчиковый хвост, перья индеек и полынные веточки из стожков сеноставок». Так появилась книга «В Монголии».
Позже к ней добавились иллюстрированные рассказы о путешествиях ученого на Мурман в 1927 и 1929 годах, в Приморье и на Амур в 1928 году, о работе в тайге Шарьинского района Костромской области в 1930–1940 годах. Таким образом он выражал чувства к страсти всей своей жизни: «Мне даже в голову не приходила мысль, что человеческое творчество, описывающее природу, можно любить так же, как и саму природу. Без первого обойдусь, без второго — никак…»
Искусство для науки
Коллеги Формозова восхищались его уникальной наблюдательностью, замечая, что у него «абсолютный глаз в природе — все равно что абсолютный слух в музыке». Это особенно было заметно по его рисункам. Художник-самоучка, первые работы он делал исключительно карандашом и тушью — акварель ему не давалась. Но в период с 1922 по 1925 год Формозов работал художником и таксидермистом в Дарвиновском музее. Там-то ему и повезло познакомиться с художником-анималистом Василием Ватагиным, который и преподал ему детали акварельной техники.
После этого появилось несколько циклов из жизни животных, выполненных именно в ней. Например, в 1922 году Формозов создал две серии работ, посвященных «жильцам» норы и дупла. В них зоолог показывал, как в одно и то же жилище заселяются разные животные. В частности, первый цикл выглядит так: «Барсучья нора», «Логово лисицы», «Хорь у норы», «Горностай у норы», «Логово собаки», «Одичавший кот у норы».
Формозов и его работы в Дарвиновском музее. 1920-е гг. Фото: http://letopis.msu.ru/peoples/7603
В книге «Звериные норы и логовища», вышедшей в 1930 году, зоолог раскрыл непростую историю «жилплощади»: «…вернувшись, осенью нашел нору занятой многосемейным хорьком. Из глубины барсучьего жилища им были прорыты дополнительные узкие ходы… Одно время большая одичавшая собака сочла нору достаточно удобной, чтобы принести в ней щенят, потом появился барсук. Его сменил горностай. Белый одичавший кот, прожив в норе целое лето, несмотря на заметную свою окраску, сильно успел разрядить птичье население окрестностей. <…> Его заменила лисица, потом снова барсук; думаю, что и сейчас нора не пустует».
Помимо акварели, Формозов занялся пастелью, здесь его педагогом стал художник Михаил Езучевский. Но техника оказалась неподходящей для полевых условий. В монгольскую экспедицию ученый отправился с огромным ящиком пастельных мелков, но работу с их помощью сумел сделать лишь одну. Со временем он отказался и от акварели, вернувшись к своим любимым карандашам.
«С годами у него выработалась собственная техника рисунка в полевых условиях. Он использовал цветные карандаши или чаще только черный карандаш, который называл "негро". Карандаши путешествовали в продолговатом берестяном туеске, сплетенном по заказу отца в Киселеве. Рисуя, папа высыпал карандаши в фуражку, а под бумагу подкладывал специальную гладкую фанерку по размеру полевой сумки».
Из воспоминаний сына ученого Николая Формозова
Рисунки помогали профессору и в педагогической работе — с 1930 года он начал преподавать в МГУ. С методическими пособиями по тем временам дело обстояло не слишком хорошо, не использовались в ходе лекций и диапозитивы. Большинство педагогов ограничивались устными объяснениями. Формозов же перед началом каждой лекции раскладывал на передних столах различные рисунки, иллюстрируя ими свой рассказ. Порой по ходу дела он также набрасывал портрет того или иного животного или птицы прямо на доске. А по окончании занятия можно было подойти ближе и рассмотреть детали изображения уже подробно, заодно задавая лектору уточняющие вопросы. Стоит ли удивляться, что студенты боготворили своего профессора и вслед за ним проникались нежной любовью к природе, ведь ради нее все и делалось.
«Смысл жизни для отца заключался в общении с природой, попытках разгадать ее тайны, защитить ее от грубого вмешательства человека, привить людям любовь к ней».
Из воспоминаний сына ученого Александра Формозова
Ольга Ладыгина