Работы у географов по-прежнему много: чем занимается сейчас одна из древнейших наук о Земле

По инициативе Русского географического общества с 2020 года в нашей стране отмечают День географа. История географической науки восходит к древним египтянам и античным грекам. За пять с лишним тысяч лет человечество успело детально изучить свой общий дом, и некоторым нынешним "недорослям" сложно понять, для чего нужна география, если давно существуют не только извозчики, но и сервисы "Яндекса". О современном состоянии и задачах одной из самых "заслуженных" сфер познания Земли рассказал в беседе с РГО доктор географических наук, член-корреспондент РАН, декан географического факультета МГУ имени Ломоносова Сергей Добролюбов. 

— Сергей Анатольевич, чем занимаются географы в наш век, когда многим кажется, что всё на Земле давно открыто, описано и нанесено на карты?

— То, что мы называли географическими открытиями, почти закончилось. Но наука, и география в частности, не просто перечисление фактов: здесь есть остров, сюда впадает река. Это — закономерности, почему так получилось. География как раз исследует закономерности пространственной организации природных, природно-социальных, социально-общественных систем.

Конечно, очень сильно изменились методы географии и возникли новые тенденции, которых раньше не было, даже в XX веке. Это некая интеграция тех наук, которые мы называем географическими. Пошла "экологизация", человек гораздо больше стал задумываться о том, почему изменяется климат, изменяются компоненты природной среды, происходит её загрязнение, какие факторы, в том числе природные, приводят к ухудшению здоровья населения. Всё это — ответ на влияние человеческой деятельности на природную среду.

Чтобы говорить об оценках воздействия на природную среду, нам нужно много междисциплинарных характеристик. Раньше оценки делали в рамках отдельных наук — в географии есть гидрология суши, ландшафтоведение, география почв, океанография как часть океанологии, климатология и другие дисциплины. Междисциплинарный характер воздействий человека на природную среду требует комплексных подходов. Это экологические экспертизы проектов, влияния различных природных и антропогенных явлений на природу, социум и экономику.

Кроме того, произошли серьёзные технологические изменения. Наука начинается тогда, когда есть цифры, есть количественные критерии. Раньше география страдала от того, что их было мало, было трудно достать информацию. Сейчас процесс получения информации вышел на новый уровень. В первую очередь это дистанционное зондирование при помощи спутников, а теперь ещё и беспилотных летательных аппаратов. Абсолютно новый уровень оценки информации о природной среде, температуре, содержании того или иного элемента с помощью всевозможных зондов, сенсоров. Новый уровень возможностей и точности приборов, которые дают нам, к примеру, значения концентрации природных элементов, загрязнений. Данные сейчас могут поступать в режиме онлайн, непрерывно. И компьютерная обработка, моделирование, которое всегда было в гидрометеорологии, но в другие географические науки проникало с трудом. Сейчас моделирование вышло на более широкий уровень. Это так называемое моделирование Земной системы: биохимические циклы внутри географической оболочки, потоки аэрозолей, течения в океане. Поскольку компьютерные модели развиваются уже на более высоком уровне, мы выходим на прогноз. Причём не на одну или две недели, а прогноз на десятилетия.

Долгосрочными прогнозами занимается, к примеру, Межправительственная группа экспертов по изменению климата. Неделю назад вышел новый обзор, над которым работало большое количество людей, связанных с географическими науками. И это как раз описание воздействия на природную среду в ближайшие десятилетия на основе ансамбля прогностических моделей.

— Получается, что у географов работы по-прежнему много?

— Много. Мы не забываем, что география состоит из множества наук. Это мы ещё про общественную географию не начали говорить. А ведь был не так давно доклад Всемирного банка, в котором дали прогноз, что могущество стран будет определяться в том числе и географическими факторами. Это тоже очень важный аргумент. Поэтому всё, что связано с общественной географией, тоже очень важно.

Это всевозможные вопросы, связанные с прогнозированием изменений в размещении экономики, какие-то большие инновационные инфраструктурные проекты, к примеру арктические. Их влияние и на природную среду, и на экономическую ситуацию.

Очень активно в последние десятилетия развивается рекреационная география. Проектирование рекреационных территорий, так называемая туристская дестинация — куда повезти людей на отдых. Это тоже задача географии. И она, кстати, сейчас активно решается в Арктике. В том числе за счёт отдыха на судах. Мы понимаем, что гостиницы строить дорого, а судно можно пришвартовать, на нём возить в очень интересные места и размещать туристов.

— Можно ли назвать географию структурной наукой, которая пронизывает все сферы деятельности человека?

— Безусловно! Особенно хорошо мы понимаем это сейчас, когда у каждого в руках мобильный телефон с глобальным позиционированием. У нас очень много вещей завязано именно на пространственное расположение того или иного объекта. Начиная с простой навигации для пешехода или для машины и кончая информацией, которая нужна каждому из нас. О загрязнении воздуха, например. Человек болеет астмой, ему идёт личный прогноз для конкретного квартала родного города: ситуация со скоростью ветра, замутнённостью атмосферы. Вся спутниковая информация, полученная при помощи моделей, приходит к нему и говорит: "Пожалуйста, сегодня останьтесь дома! Дым от пожаров в Якутии достиг вашего города, если вы страдаете таким-то набором болезней, лучше сегодня вам не выходить".

— А сколько существует географических наук внутри самой географии?

— Оценить очень трудно. Принадлежат ли они географии или как-то с географией соприкасаются, тоже сказать трудно. Есть система естественных наук, наук о Земле. Она довольно большая: науки об атмосфере, науки об океане и так далее. Это мы говорим только о физической части географии. Вообще говоря, в отличие от всего мира, в России география преимущественно физическая. В других странах она в основном общественно-политическая и экономическая. Так сложилось у нас с советских времён. Были большие планы, связанные с освоением далёких территорий, поиском и использованием полезных ископаемых, надо было строить новые дороги, смотреть, как эти месторождения влияют на окружающую среду.

А экономическая география в России развита в меньшей степени, хотя есть прекрасные учёные. Вопросы, связанные с размещением производительных сил, с влиянием и стоимостной оценкой того или иного нового проекта, должны решаться.

— Когда я был студентом, на кафедру экономической географии зарубежных капиталистических стран был огромный конкурс. Попасть туда было очень сложно. Сейчас на геофаке МГУ 15 кафедр. Какая из них самая популярная?

— Этот год ещё не показательный, на географическом факультете ведь распределение по кафедрам после первого курса. А на первый курс набирают уже на направления. Я могу назвать несколько кафедр, куда конкурс почти всегда большой, когда на втором курсе начнут распределять. Это у нас как отдельное направление, картография и геоинформатика. Очень популярно и высокий конкурс. Последние годы очень хорошо идут в геохимию ландшафтов и географию почв — очень сильная кафедра, возглавляемая Николаем Сергеевичем Касимовым. Хорошо идут на экономическую географию не только зарубежных стран, но и России. Люди понимают, что у них будет работа, которая принесёт стабильный доход и позволит сделать карьеру. Очень хорошо идут в гидрологи суши. Они всегда при работе, большие договоры. Если человек хочет заниматься фундаментальной наукой на хорошем уровне с моделированием, с удовольствием идут на метеорологию и климатологию. Сильные ребята пошли, победители международных конкурсов. На мою кафедру океанологии тоже хорошо идут. Именно последние несколько лет очень нужны океанологи в прикладных работах. Определённые участки наших северных морей требуют постоянной работы и моделирования тоже. Но и ряд других кафедр тоже, в общем, очень востребованные. Если человек хорошо учится, он может устроиться на работу, и у нас более 70% выпускников работают по специальности.

Кроме того, практически треть студентов остаётся в аспирантуре. Московский университет отличается от академических институтов тем, что у нас очень большой приём в аспирантуру. И это хорошо! Это позволяет повысить свой уровень, защитить диссертацию и уже точно знать, что ты хочешь в этой жизни. При этом необязательно оставаться в фундаментальной науке. При выпуске порядка 130 человек 45 у нас набираются в аспирантуру. Это в разы больше, чем в любой академический институт. Там — меньше десяти.

— Как сейчас молодёжь относится к профессии географа? Считается она романтической?

— Понимаете, сейчас народ очень приземлённый, хотя есть, конечно, и романтики. Кто-то и на романтику клюёт, но в основном люди начинают спрашивать о том, сколько будут получать после окончания, где смогут работать, смогут ли ездить по зарубежным конференциям или устроиться в зарубежные лаборатории, чему научат и какие навыки пригодятся для последующей работы. Конечно, с советскими временами трудно сравнивать.

Но не будем забывать, что у нас теперь ещё есть и конкуренты — Высшая школа экономики открыла приём 30 человек в год и 15 человек берёт МГИМО, по-моему. Но большая часть победителей олимпиад первого уровня захотела учиться на географическом факультете МГУ, в том числе все победители международной олимпиады этого года, окончившие 11-й класс.

— Геофак МГУ остаётся главной кузницей географических кадров?

— Да! Несравнимо по размерам. И потом мы понимаем, что на пустом месте труднее что-либо создать. Здесь есть кадры, есть лаборатории. В новое надо вложиться, найти место для практик, ведь треть учебного процесса в географии — практики. Сначала — общая учебная, потом — учебная кафедральная, потом — производственная практика, когда ты работаешь в какой-то конкретной организации.

Несмотря на то что у нас ковид, в этом году мы провели полноценную общую практику первого курса — два месяца на полигоне в Сатино в Калужской области. Ни одного случая заболевания, мы брали только привитых или уже переболевших. Те, у кого были отрицательные медицинские показания, примерно 7–8% студентов, остались в Москве и проходили альтернативную практику.

— Какие базы есть у географического факультета МГУ сейчас? Раньше были, например, в Карпатах и Крыму.

— В Карпаты, как вы понимаете, уже давно никто не ездит. У факультета есть пять баз. Это база Азау на Эльбрусе в Терсколе, это база в Хибинах в Кировске, это база в Красновидово на Можайском водохранилище, база в Сатино в Калужской области под Боровском, и ещё есть небольшая база на юге Архангельской области. Плюс к тому мы используем для практик и другие организации. На Беломорскую биологическую станцию очень активно ездит несколько кафедр. Кто-то, как океанологи, ездит в Геленджик в Южное отделение Института океанологии, кто-то базируется в общежитиях филиала МГУ в Севастополе.

Потом есть маршрутные практики, когда берётся автобус и в течение месяца люди едут по меридиану или куда-нибудь на Урал. Например, экономгеография России. Туристы и ряд других кафедр ездят за границу. Но в этом году это было страшно трудно. Максимум, что удалось, — поездка в Грузию и Белоруссию.

— Недавно в России отмечали День Каспийского моря. На Каспии МГУ не собирается восстанавливать базу?

— У нас была база в Туралях под Каспийском. В 90-е годы она была заброшена. Там не очень понятно, что будет. Летом можно кого-то привезти, а что будет остальные 11 месяцев? Инфраструктурно это сейчас очень тяжело поддерживать.

Какие-то наши экспедиции ездят и в Баку, и в Астрахань. Зимние экспедиции в Дагестане прекрасно проводятся. Я сам когда-то начинал свою деятельность на втором курсе, на кафедре океанологии с зимней экспедиции по Каспию в течение двух недель. Мне очень нравилось это. Тогда это было из Баку, сейчас тяжелее — это другое государство.

Александр Жирнов